Сады Черкессии

Агрикультурный облик края. Сопоставление с европейскими образцами.

Ухоженность агрикультурного ландшафта – первое, на что обращали внимание европейские путешественники. Англичане при этом неизменно сравнивали виды Черкесии с видами своей родины. В 1810 г. Эдвард Дэниэл Кларк писал о своих впечатлениях: «Когда наступило утро, перед нами развернулась восхитительная панорама богатой страны на черкесской стороне, нечто вроде Южного Уэльса или лучшей части Кента; изящные холмы, покрытые деревьями и плодородные долины, обработанные, как сад». (Clarke Ed. Travels in various countries of Europe, Asia and Africa. Part the first. Russia, Tartary, and Turkey. Philadelphia: published by Anthony Finley, 1811. P. 315-316).

Джеймс Белл, проживший в Черкесии два с половиной года, писал: «жилища с роскошными хлебными полями; хлебные посевы на некоторых из них, также как и в Сунджуке, достигают, я уверен, шести футов высоты… поля были так чисты от сорных трав и хорошо огорожены, что я мог бы подумать, что нахожусь в одном из наиболее культивированных районов Йоркшира». (Белл Дж. Дневник пребывания в Черкесии // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIX вв. / Сост., вступ. статья и прим. В. К. Гарданова. Нальчик, 1974. С. 472).

Западные пределы абадзехов по р. Суп и близлежащие районы Шапсугии в 1860 г. генерал-лейтенант Филипсон описал как процветающую в сельскохозяйственном отношении область: «12-го числа я сделал рекогносцировку к стороне долины Супс (обычно использовалась форма Суп. – С. Х.), служащей границей между абадзехами и шапсугами, а 13-го – вверх по правому берегу р. Шебш, которая в 11 верстах от нынешнего лагеря выходит из горной теснины на великолепную долину, сливающуюся с долиной р. Афипса. Чтобы выразить богатство этого края, житницы шапсугов, довольно сказать, что все это пространство состоит или из засеянных полей, покрытых хлебами, обещающими баснословный урожай, или белым клевером в таком изобилии, которое можно встретить разве на лучших полях Бельгии или Шотландии». (Рапорт командующего войсками Кубанской области, генерал-лейтенанта Филипсона, генерал-фельдмаршалу князю Барятинскому, от 16 июня 1860 года, № 280 // АКАК. Т. XII. Ч. 1. Тифлис, 1904. С. 731).

В. К. Гарданов, один из наиболее выдающихся кавказоведов, отмечал, что адыги сумели создать симбиоз агрикультурного и природного ландшафта. Высокая интенсивность земледелия при этом не сказывалась отрицательно на естественные ландшафты и природно-климатический комплекс в целом. «Вот откуда, следовательно, – делает вывод В. К. Гарданов, – проистекала та исключительная живописность черкесского ландшафта, которая приводила в восхищение иностранца. Таким образом, и сама живописность пейзажей Черкесии первой половины XIX в. была в известной степени результатом трудовой деятельности населения». (Гарданов В. К. Общественный строй адыгских народов (XVIII – первая половина XIX в.). М., 1967. С.70-71).

Житницы Черкесии. Впечатления от уровня жизни, зажиточность населения.

В. А. Потто: «Долина Хабля была одна из самых населенных частей этого края; поля ее были засеяны фруктовыми садами, а в покинутых саклях замечались следы не только довольства, но даже богатства и прихотей. Кроме огромных запасов хлеба, который жители не не успели вывезти, в соседних рощах хранились целые склады воска, меда и тысячи улей, свидетельствовавших, что пчеловодство было одним из любимейших промыслов края». (Потто В. А. История 44-го Драгунского Нижегородского полка. Т. VIII. СПб.: типо-литография Р. Голике, 1895. С. 55).

Долина Псекупса уже хрестоматийно, благодаря А. Н. Дьячкову-Тарасову, известна как особенно благодатный агрикультурный регион-житница: «В ущельях, образуемых хребтами Котх, Пшаф, Тхамахинский, существовали сплошные поселения, и эта территория, орошаемая рекой Псекупс и его притоками Хатыпсе, Чепси, Хоарзе, Псечиако, славилась своей зажиточностью, так что приобрела наименование Мессира (Египта)… Долина Псекупса, по рассказам стариков-абадзехов, представляла собой сплошной аул, утопавший в фруктовых садах; особенно густое население было по реке Хоарзе и близ Псефабе (Горячая Вода), ныне местечка Горячий Ключ». (Дьячков-Тарасов А. Н. Абадзехи. (Историко-этнографический очерк) // Записки Кавказского отдела императорского Русского географического общества. Тифлис, 1902. Кн. XXII. Вып. 4. С. 2).

Следом за Псекупсом переместимся в долины Пшиша и Пшехи – двух главных рек центральной части Абадзехии. Располагаем ли мы сведениями об их значении в сельскохозяйственном отношении? Да. И не одним. «Равнины же Пшехи и Пшиша, принадлежавшие абадзехам, – отмечал А. Введенский, – служили житницами для других горских племен, и теперь одна из житниц переходила в наши руки… та же участь постигла потом и другую». (Введенский А. Действия и занятия войск Средне-Фарского отряда до сформирования Пшехского и этого последнего до ноября 1862 года // Военный сборник. 1866. № 8. С. 176). Генерал-адъютант князь Орбелиани, командующий Кавказской армией в отсутствие Барятинского, в октябре 1862 г. писал военному министру Милютину: «Здесь на Пшехе и Пшише, в долинах, сплошь покрытых садами и аулами, гнездится главная масса абадзехского населения». (АКАК. Т. XII. Ч. 1. Тифлис, 1904. С. 1019).

Следом за этими житницами перемещаемся в восточную часть Абадзехии на р. Белую и, уже привычно, обнаруживаем и здесь еще одну житницу. «До того времени (т. е. до апреля 1862 г. – Прим. С. Х.) почему-то существовало мнение, что выше Каменного моста (в верхнем течении Белой. – Прим. С. Х.) нет населения, а если и есть, то весьма дикое и бедное. Экспедиция же в Даховское общество совершенно опровергла подобное мнение. Долина Дахо – одно из самых роскошных и плодородных мест предгорий (не предгорий, а среднегорного пояса. – Прим. С.Х.) Западного Кавказа: здесь войска встретили огромное население, разбросанное в 20 или 30 аулах, в которых насчитывалось от 800 до 1000 сакель… Высокий хлеб, местами начавший уже колоситься, дал обильную пищу лошадям». (Богуславский Л. История Апшеронского полка. 1700-1892. Т. II. СПб., 1892. С. 344).

В 1851 г., когда русские войска впервые прочно обосновались на среднем течении Белой, основав укрепление Белореченское, это действие также воспринималось как изъятие у абадзехов «славного куска земли», по мнению Добровольского-Евдокимова, настолько славного, что даже «на равнинах Закавказья нет ничего лучше и живописнее, как плодородная плоскость между рр. Белой и Лабой». (Добровольский-Евдокимов. Экспедиция 1851-го года на правом фланге Кавказской линии // Кавказский сборник. Т. VIII. Тифлис, 1884. С. 334).

В мае 1863 г. Гейнс отмечает, что «пространство от Апшеронской (только что основанной станицы. – Прим. С.Х.) до Хадыжей (места впадения в Пшеху р. Хадыжи, в 16 верстах от Апшеронской. – Прим. С.Х.) было вспахано». (Гейнс К. Пшехский отряд (три первые главы) // Кавказский сборник. Т. VIII. Тифлис, 1884. С. 502). В октябре 1863 г. колонна Геймана двигается в верховьях Пшиша «по обширной площади пахотных полей и хорошо заселенной, судя по значительному количеству аулов». (Гейнс К. Пшехский отряд с октября 1862 г. по ноябрь 1864 г. // Военный сборник. 1866. № 3. С. 31).

В конце мая 1863 г. С. Смоленский находился на борту военного парохода, крейсировавшего вдоль побережья Черкесии: «Это прибрежье в то время имело довольно густое население. Около мыса Адлер видны были деревни, разбросанные по берегу на возвышенностях горных скатов. Также, как и в Абхазии, дворы горцев располагались здесь среди виноградных и фруктовых садов, а вокруг их расстилались золотистые полосы поспевавшей пшеницы и зеленые султаны недозрелой кукурузы. Помещичьи дворы почти всегда расположены на местах видных и состоят из двухэтажных, деревянных домиков турецкой постройки. Всякий свободный от леса и садов уголок земли занят хлебным полем. В этих местах могут быть засеваемы все сорта хлеба, обрабатывамого в южно-русских губерниях, как-то: пшеница, ячмень, овес, просо, кукуруза, даже рожь и рис. Сады здесь замечательны по своему плодородию». (Смоленский С. Воспоминания кавказца. Крейсерство у берегов непокорных горцев. (Из походного дневника) // Военный сборник. 1876. № 7. С. 206-207).

В. Борисов через десять лет после окончания Кавказской войны поражался очень густой сети остатков аулов: «Нужно только удивляться громадности того народонаселения, которое занимало эти местности Кавказа лет десять тому назад. На каждой версте можно найти следы бывших аулов». (Борисов В. Сельскохозяйственные очерки восточного берега Черного моря (Черноморский округ Кубанской области) // Земледельческая газета. СПб., 1873. № 41. С. 641).

«Огромные запасы хлеба».

Из рапорта ген.-м. Фезе от 7 октября 1836 г.: «в сей день было занято семь аулов (в ущелье Копеса, рядом с Анапой. – Прим. С. Х.) довольно населенных, в коих очень много найдено хлеба и фуража». (Журнал действий отряда под командой ген.-м. Фезе. (С 5 по 10 октября 1836 г.) // ЦГИАГ. Ф. 416. Оп. 2. Д. 24. Л. 128). Из рапорта Фезе от 9 октября 1836 г.: «Отряд сей с рассветом прибыл на речку и ущелье Куматирь (район Анапы. – Прим. С. Х.), где немедленно занял 4 аула, в коих с избытком найдено для всего отряда хлеба и фуража, взято анапскими переселенцами на 50 повозок обмолоченного хлеба». Затем отряд занял еще 6 «больших аулов», где также были обнаружены «значительные запасы хлеба и фуража». (Там же. Л. 128-129).

Из дневника поручика Симановского (1837 г.): «Дорогой (вдоль течения Абина. – Прим. С.Х.) по обеим сторонам, прелестные сады. По опушке виднеются большие аулы, некоторые из них покрыты тесом. Народонаселение здесь очень большое. Хлеба у них прекрасные, густые и жито вышиною более двух аршин, пшеница тоже недурна. Поля их засеяные, большею частью, огорожены плетнем (дабы скот не пасся)». (Дневник поручика Н. В. Симановского. 2 апреля – 3 октября 1837 г., Кавказ // Гордин Я. Кавказ: земля и кровь. Россия в Кавказской войне XIX века. СПб., 2000. С.391, 396-397, 400-406, 421).

Тема огромных запасов хлеба в адыгских аулах весьма красноречиво звучит во множестве документов. Так, в рапорте командующего войсками в укреплении Белореченском полковника Геннинга (29.06.1856 г.) начальнику правого фланга Кавказской линии генерал-майору И. Дебу сообщается о «бжедуховского народа» двух аулах, Габукае и Татархабле: «в обоих аулах более ста дворов, с огромнейшим запасом в складах разного хлеба с запасом который можно бы только найти в самом предприимчивом земледельческом обществе». (РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 1090. Л. 12-14).

В августе 1862 г. А. Введенский, офицер в Пшехском отряде, пишет об «огромных полях, засеянных просом» на возвышенности хребта Ангуль. (Введенский А. Действия и занятия… // ВС. 1866. № 8. С. 171). 21 сентября 1862 г. Пшехский отряд занял большой аул Лагумжи-хабль, в котором находились «огромные запасы хлеба». (Богуславский Л. История… С. 350). 14.11.1862 г. этот же отряд в долине р. Шебж захватывает «изобильные запасы зерна»: «Более тысячи лошадей, навьюченных сеном, зерном, котелками, ручными мельницами, вязками живых и убитых куриц, сапетками меда, кукурузой и другим добром, потянулись в лагерь». (Гейнс К. Пшехский… // ВС. 1866. № 1. С. 25).

«Большие запасы только что собранного хлеба» в аулах Этогуако, «расположенных в густых садах», упоминает Л. Богуславский. Выражение «большие запасы хлеба» чередуется в источниках этого времени с выражением «громадные запасы хлеба». (Богуславский Л. История… С. 327, 328, 329, 331, 332, 350; Бутков П. Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722-го по 1803 год. Извлечения. Нальчик, 2001. С. 169, 235-236). Черноморский казак, полковник Г. Шарапа вспоминал «на диво богатые нивы пшеницы, ржи, проса, кукурузы». (Короленко П. П. Переселение казаков за Кубань в 1861 г. с приложением документов и записки полковника Шарапа // Кубанский сборник. Т. XVI. Екатеринодар, 1911. С. 441).

Размещение садов на определенной дистанции от моря.

«Hе останавливаясь на описании климатических ycлoвий paйона, отмечу лишь, что на развитии местного садоводства неблагоприятно отражаются наблюдаемые здесь туманы и северо-восточные ветры. Весной туманы поднимаются с моря и повреждают урожаи в садах, расположенных в прибрежной полосе. Особенно существенный вред туманы причиняют рано цветущим плодовым деревьям. В средней и особенно в нагорной полосе района туманы наблюдаются несравненно реже; часто случается, что в то время, когда вблизи моря туманы причиняют чувствительный вред в садах, по мере удаления от берега вред уменьшается или совершенно не существует. Уместно упомянуть, что прежние обитатели края, черкесы, лишь изредка занимались садоводством в расстоянии ближе 4-6 верст от берега моря. Даже дикорастущие плодовые деревья почти не встречаются вблизи морского берега и образуют в то же время сплошные леса на расстоянии 3-4 верст вглубь материка». (Бибилашвили В. Я. Плодоводство в Туапсинском районе // Труды съезда виноградовладельцев и виноградарей Черноморской губернии. Екатеринодар, 1899. С. 91).

Сорта яблок, груш, других фруктов.

«Одной из особенностей адыгского садоводства, – отмечает М. Ю. Унарокова, – являлась присущая ему развитая сортовая структура, которая обеспечивала употребление свежих фруктов в течение круглого года». (Унарокова М. Ю. Флористический элемент в системе питания адыгов // Этюды по истории и культуре адыгов. Майкоп, 1998. С.126-127).

В. Я. Бибилашвили: «В числе водимых черкесами сортов яблок, груш, фундуков и слив до настоящего времени сохранились следующие.

Мицабу – яблоко кисло-сладкое, продолговатое, зеленовато-желтое; по внешности сильно напоминает крымский «кандиль-синап»; сорт зимний, очень урожайный.

Мишабу – яблоко сладкое, удлиненной формы, в лежке не выносливо; позднее осеннее.

Алльма – слово это по-татарски означает «яблоко»; у черкесов же под этим именем известно яблоко круглое, окрашенное в красный цвет, крупное, доходящее в весе иногда до 0,75 фун.; осеннее.

Помимо этих сортов, не-мало разных других, известных под общим наименованием «миа-арис», что по-русски значит «садовое яблоко»; между относящимися к миа-арис особенно много указанных ниже, которые кроме того имеют следующие самостоятельные названия.

Пшахахез – яблоко, походит по форме на «мицабу»; твердое, ароматичное, держится на дереве до первых морозов и в лежке самое выносливое.

Мишва-дачи – совершенно круглое яблоко, краснобокое, кисловатое, мелкое, сохраняется до нового урожая.

Миа-шхатам – немного удлиненное яблоко, сладкое, зимнее.

Кроме того известны лесные (из крупных) сорта яблок: миа-плижу и миa-шxy.

Из последних двух сортов яблок винодел г. Квитко m-r Demed готовит прекрасный сидр.

Означенные выше первые шесть сортов яблок, встречаются повсюду в районе и известны среди русских поселян под неустановившимися названиями: засатовочное, спасовское, яблоко с кваском, винное, природки, переродки, или под общим названием «яблоки черкесского завода»; последние же два сорта: миa-плижу и миa-шху – именуются «дробными».

Из груш известны следующие сорта.

Хожум – груша средней величины, очень сочная, осенняя.

Хозна – летняя груша, поспевает во время cенокоса, по форме круглая.

Хожишх – летняя груша, мелкая, очень напоминающая карталинский сорт «панта».

Хотаму – груша несколько более средней величины, с крепким и сладким мясом; очень прочна в лежке.

Перечисленные сорта груш среди русских поселенцев известны под именами: бергамоты, дули, поддульки или под общим наименованием «груши черкесского завода».

Из фундуков черкесами культивировались следующие.

Дажи-арис – фундуки садовые.

Дажи-дашхо – лесные.

Дажи-арис в свою очередь подразделяется, но у черкесов названий для этих подразделений не существует. Лесные фундуки весьма крупные и отличаются от обыкновенных мелких лесных.

Сливы. Мугур – крупная черная слива, поспевающая к 1-му июля. Хоста – мельче мугура. Существует масса разновидностей слив вообще незавидных, известных под общим названием – пхушта-арис (садовые сливы)…

Айва встречается исключительно местная черкесская. Дерево отлично произрастает и на плоды существует большой спрос на месте. Поштучно айва продается от 2 до 5 к., а попудно от 2 до 2,5 р. Айва встречается в крестьянских садах и то в малом количестве.

Мушмула (Mespilus germanica), по-черкесски «напце», встречается в изобилии в диком виде, но плоды ее очень мелкие и не представляют особенной ценности. Мушмула собирается в малом количестве для мочки на зиму. У поселенцев деревень Макопсе, Калиновки, Вишневой и Лазаревской кое-где встречается культурный вид мушмулы, выяснить происхождение которого затруднительно. Плоды слегка конусообразные, от 3 до 6 сантим. длины и от 2 до 5 сант. толщины в широкой части плода; цвета светло-желтого; плод усеян красно-бурыми пятнами; вкус кислосладкий, очень приятный; особенно вкусен после лежки. Размножается только прививками на боярышнике. Куст мушмулы дает плодов от 1 до 2,5 п. …

Мелкий орех в диком виде встречается повсюду в виде мелкого леса или кустарника. Насаждения фундуков достигают 19-ти слишком тысяч кустов. Из всех сортов наиболее удачным и выгодным во всех отношениях является «трапезонд». Этот сорт привезен в Макопсе местным греческим священником из Турции. Сорт «трапезонд» подразделяется в свою очередь по форме и размерам плодов; имеются очень крупные орехи сорта «трапезонд», совершенно круглые, другие же немного мельче или несколько овальнее. Второй, наиболее распространенный сорт – «бадем». Этот сорт встречается вблизи бывших черкесских усадебных мест…

Орех грецкий, или воложский (Juglans regia) в диком виде в изобилии встречается в лесах Туапсинского района. В настоящее время в лесах имеется очень мало крупных экземпляров этого дерева, все уже вырублено и вывезено. Грецкий орех растет преимущественно в низинных лесах, в нагорных же попадается реже. Сорт один – «черкесский», толстокожий, с многочисленными внутренними перегородками, достать ядро целиком совершенно невозможно. Изредка, впрочем, встречаются орехи с тонкой скорлупой и, более, крупные. В местной вывозной торговле грецкий орех занимает немаловажное место наряду с каштанами. Пуд продается на месте от 1 до 2 р. 20 коп. Всего собирается орехов в урожайные года от 6 до 10 тысяч пудов, но масса их пропадает, если во время сбора сильно дождливая погода препятствует сбору. Орехи вывозятся в Одессу, Ростов, Майкоп, Екатеринодар и Новороссийск…

Инжир (Ficus carica) произрастает в диком виде в южной части района, но по вкусу своему он неприятен; редко встречается, так называемый, «черкесский» инжир, плоды которого хотя мелкие, но довольно сладкие и приятные на вкус – все же уступают по качеству сортам привезенным поселенцами греками». (Бибилашвили В. Я. Плодоводство… С. 94-95, 101-105).

С. Васюков: «Что касается фруктов – груши, сливы, персики, абрикосы, яблоки превосходные; много сохранилось черкесских деревьев, дающих замечательные по вкусу бергамоты и яблоки, несколько грубоватые кожей, но вкусные, сочные и притом сохраняющиеся прекрасно. Мне приходилось пробовать эти яблоки, похожие на розмарин, весной в апреле у крестьян, которые их держали просто в хате и ничего!» (Васюков С. «Край гордой красоты». Кавказское побережье Черного моря. СПб., 1902. С. 100).

А. Гребницкий, на основе доклада садовода из Черноморской губернии Н. И. Когана, в 1908 г. настоятельно рекомендовали читателям журнала «Плодоводство» сорта черкесских яблок: «Прошлой зимой один из садовладельцев черноморского побережья, Николай Осипович Коган, рекомендовал обратить внимание на привезенные им с собой в Петербург и предоставленные мне еще очень мало известные сорта черкесских яблок, названные им Черкесский Розмарин и Сладкое Красное (Сладкое Черкесское). Эти же яблоки вслед за тем демонстрировались им на одном из общих собраний императорского российского общества плодоводства во время его доклада, на тему: «Современное состояние садоводства в крестьянских садовых хозяйствах черноморского побережья и значение черкесских сортов яблок».

Представленные яблоки оказались чрезвычайно интересными, и было решено поместить их подробное описание и цветное изображение в журнале «Плодоводство», что мной и выполняется в настоящее время. Редактором журнала, В. Э. Эндером, представлен мне интереснейший доклад г. Когана в рукописи, и для выяснения как происхождения черкесских сортов яблок, так и значения вообще «местных сортов» для черноморского побережья позволяю себе привести здесь некоторые красноречивые выдержки из этого доклада: «На черноморском побережье сама природа указывает на необходимость занятия возможно больших площадей под фруктовые деревья. Кому случалось зайти в непроглядную чащу кавказского леса, тому невольно бросалось в глаза необычайное, неведомое на Западе разнообразие фруктовых деревьев в диком состоянии. Недалеко от г. Сочи, вверх по реке Агуи, за сел. Пластунским, когда дорога (бывшая военная) сворачивает в ущелье и змеей извивается по склонам – выходишь по ней на старые черкесские аулы. Сколько тут добра иной год! Громадные пространства завалены толстым слоем больших, сладких гpуш, кисло-сладкие черкесские яблоки красной скатертью покрывают черную, тучную землю аулища! И нет охотников на дар Божий: разве медведь забредет, да стадо диких свиней походит да потопчет рылом в набившие оскомину фрукты. Рядом каштановый лес, а ниже, в долине, зелеными шапками красуются грецкие орехи. Чудный желтовато-белый ствол инжира, с темно-зелеными вырезными листьями, резко выделяется на фоне густой поросли, с дерева на дерево перекидываются виноградные лозы, и их мелкие, черные ягоды – небесный дар в знойный полдень усталому путнику! А стройные черешни, мушмула и алыча – да неужели все это не наглядные, яркие и живые доказательства того, что давно пора серьезно заняться садоводством и возможно скорее превратить побережье в цветущий сад!..

Мы должны отметить то обстоятельство, что среди диких представителей яблонь и груш, растущих в чаще прибрежных лесов и горных долин, есть удивительные сорта яблонь, получившиеся путем самосева, т.н. «сеянки», необычайно стойкие ко всем невзгодам некультурного существования, весьма интересные во вкусовом отношении, в отношении внешней формы и яркой окраски, удивительные в смысле продолжительной лежки. И в урожайные годы, как, напр., 1907 г., эти неведомые сорта диких яблонь, в изобилии растущих в горных долинах Новороссийско-Туапсинского района, служат солидной доходной статьей местного населения, тысячами пудов везущего их в Кубанскую область. Благодаря способности переносить далекий транспорт, благодаря свойствам долго лежать – цена на эти яблоки сравнительно весьма высока: не опускаясь ниже 50 коп., часто доходит до 1 рубля за пуд, т. е. равняется цене культурных яблонь в средней России, а ведь это – чистый дар Божий, где весь труд человека сводится к одному лишь крайне грубому сбиванию плодов с дерева! Детальное изучение свойств наиболее выдающихся диких представителей яблонь, помещение их в культурные условия существования в ближайшем будущем создало бы, несомненно, целый ряд крайне ценных и верных в промышленном отношении местных сортов. Если достоинства сеянок могут все-таки многим казаться пока сомнительными, то два сорта яблонь черкесских садов, ниже описанных, едва ли могут возбуждать сомнение в их ценности.

Яблоки этих двух сортов являлись доминирующими в посадках старых черкесских садов Новороссийско-Туапсинского округа, и, к сожалению, за исключением единичных старых, одряхлевших экземпляров, почти совершенно вымерли. Лет 8-10 тому назад Новороссийское лесничество сдавало в аренду группу черкесских садов, напр. в урочище «Левая Щель» за 120-150 руб. в год, а теперь эти сады, за последние 4-5 лет, совершенно вымерли. Без малейшего ухода, окруженные буйной молодой порослью, старые деревья безнадежно тянулись к свету и быстро погибли в борьбе с молодым лесом! А между тем, эти сорта, как наследие, может быть, столетней культуры, имели бы полное право стать на первом месте в молодых садовых посадках.

Если мы не ошибаемся, серьезное внимание на черкесские яблоки обратил только безвременно погибший прошлой осенью от руки разбойников, ученый садовод фон-Моор, давший описание этого сорта в журнале «Плодоводство» за июль месяц 1903 г. Покойный садовод сделал один из этих сортов, Черкесский Розмарин, основным сортом своего прекрасного (ныне погибшего) питомника, и Новороссийско-Туапсинский район быстро разбирал его. Эти сорта черкесских яблок, впредь до получения определенных результатов, от посадки различных других сортов яблок, должны служить основными сортами молодых насаждений на побережье от Новороссийска до Туапсе. В Кубанской области до Темрюка, Анапы и Екатеринодара – эти сорта знакомы первому встречному и поперечному. Один из них, только что выше упомянутый, идет под названием Черкесского Кислого, Столбоватого и Винного. Яблоки этого сорта в годы сильнейших урожаев, когда фрукты нипочем, из первых рук не расцениваются ниже 2 рублей за пуд – цена невероятно высокая и может быть объяснена только выдающимися достоинствами сорта. Второй сорт, так называемое Черкесское Сладкое, красное яблоко, невысокое по цене (50-80 коп. пуд), но необычайно плодородное. Старожилы уверяли меня, говорит г. Коган, и показывали одряхлевшее дерево этого сорта, с которого снимали по две бычьих фуры яблок, т.е. 75-80 пудов…

Общее типичное свойство упомянутых выше сортов плодовых деревьев («сеянок» черкесских сортов и культурных представителей в крестьянских садах) – это полная приспособленность деревьев к местным условиям, выражающаяся (особенно резко у черкесских сортов) в способности противостоять заражению кровяной тлёй и грибковыми заболеваниями, т.е. как раз то, чем так сильно страдают привозные новые сорта, еще не испытанные на побережье. В связи с этими свойствами выступает на сцену вопрос о необходимости выяснения для известного района так называемого «местного» сорта…

Из вышепоименованных сортов наиболее подходящими к понятию «местный сорт», для района Геленджик-Туапсе, необходимо признать оба черкесских сорта яблок: полная приспособленность к местным условиям, правильность и величина урожаев, широкое знакомство с ними пока местных рынков – вот те данные, заключает г. Коган свое предисловие, которые дают нам право признать «местными сортами» именно эти два сорта, к описанию которых мы и переходим.

Черкесский Розмарин. Происхождение и распространение. Происхождение этого весьма оригинального coртa документально не доказано, но, как мы только что видели выше, и судя по самому характеру плодов, он, несомненно, местного происхождения на Кавказе и зародился в старых черкесских садах, где исстари сильно распространен.

Сорт этот принадлежит по всем признакам к типу Синапов, возникшему, вероятнее всего, где-нибудь около Черного моря, именно: на Кавказе, в Крыму, Малой Азии, а, может быть, даже и на Балканском полуострове, так как именно в этой обширной области, кругом Черного моря, наиболее распространены яблоки этого типа, с представителями не только культурных сортов, но и многих одичалых, а, может быть, даже и диких форм (видов), попадающихся в лесах как Крыма, так и Кавказа… Вот к этой-то семье сортов яблок, несомненно, необходимо причислить и описываемый здесь сорт (так же, как и следующий за ним в описании Черкесский Сладкий Синап), который поэтому и следовало бы назвать, по месту его рождения, окраске, форме и общему характеру – Черкесским Желтым Синапом; но так как совершенно нежелательно вводить в помологию новых названий (синонимов) для уже названных ранее сортов, то и за этим сортом оставим более привлекательное для рынка и широкой публики, данное ему г. Коганом, имя Черкесского Розмарина…

Литература и синонимы. Насколько мне известно, и как выше упомянуто, сорт этот описан сжато только в журнале «Плодоводство» (1903 г., стр. 576) г. Г. фон-Моором, в статье: «Наследие черкесских садов», без точного названия, а только с указанием, что местные его названия не установились, и что некоторые называют его «Винным».

Б. Бибилашвили в «Кавк. Сельск. Хоз.» (1900 г., № 358) описал яблоко Пшахахез, идентичное с Черкесским Розмарином…

Мякоть желтовато-телисто-белая, с прожилками канареечного цвета, рыхлая, несколько грубая, очень сочная, винная, слегка сахаристая, вкусная, без пряности и без запаха, хотя и не перворазрядная, но все же весьма хорошая. На воздухе слегка буреет. Кожица очень толстая и грубая, можно сказать, совсем не съедобная.

Время созревания и пользование. Очень поздний, зимний, чрезвычайно привлекательной окраски и вида сорт, хранящийся прекрасно, совершенно не теряя своего блестящего, эффектного вида всю зиму и весну. По-видимому, заслуживает внимания, как прекрасный промышленный зимний сорт.

По г. Когану «плоды этого сорта снимаются возможно поздно, т.е. в конце октября и, в зависимости от года, даже в ноябре, становятся годными к употреблению не раньше середины декабря. Свободно вылеживая на Кавказе до июля, надо думать (по аналогии, напр., с грушами Дюшесс Ангулем, Кюрэ и др., которые отходят на Кавказе 4-5 неделями раньше, чем на севере), что при более прохладных погребах Москвы и Петербурга эти яблоки смогут пролежать не менее года. Из непораженных плодожоркой, правильных здоровых плодов в лежке почти не бывает отхода гнилых, и удивительнее всего, что продолжительность лежки ничуть не влияет на сочность яблока, а скорее наоборот. Транспорт переносят удивительно: места ударов не загнивают, а превращаются в какое-то пробковатое состояние.

Качества дерева. По г. Когану, дерево растет не особенно сильно, но будучи в молодости похоже формой на Кандиль Синап, впоследствии раскидывает довольно широко свою плоскую крону. Листья крупные, продолговато-овальные, опадают позднее, чем у других сортов. Цветет довольно поздно и уходит от весенних утренников. Плодоносить начинает 6-7 лет и, вступив в эту пору своей жизни, плодоносит в большинстве случаев правильно и довольно обильно через год, иногда и каждый год. Мало страдает от кровяной тли и фусикладиума. «Почти одинаково при самых разнообразных условиях».

Черкесский Сладкий Синап. Происхождение и распространение. Происходит, как выше сказано, с Кавказа, где имеется в Туапсинском округе, в остатках черкесских садов в Черноморской губернии. Заслуживает внимания, как вкусное очень сладкое, красивое и лежкое яблоко, наиболее пригодное для технических переработок.

Литература и синонимы. Насколько мне известно, сорт этот нигде еще не описан и не имеет никаких синонимов; но г. Коган называл его в своем докладе в заседании И. Р. Общества Плодоводства Сладким Черкесским или Сладким Красным, я же предлагаю называть его вышеприведенным именем, как более для него характерным…

Время созревания и пользование. Сорт поздний, хранящийся хорошо до февраля, интересный, как очень сладкий столовый, очень пригодный, как прибавка к более кислым сортам при выделке сидра, благодаря своей сладости и большому, по-видимому, содержанию дубильных веществ, на что указывает сильное бурение мякоти его.

Качества дерева. Дерево мне совершенно не знакомо, по словам же г. Когана, оно растет довольно быстро, имеет правильно пирамидальную крону, которая расходится слегка у старых, обильно плодоносящих деревьев. Листья довольно крупные, опадают очень поздно. От кровяной тли, кажется, совершенно не страдает и весьма слабо от парши (Fusicladium). Плодоношение начинается очень поздно, т.е. на 12-15 году, но зато оно необычайно урожайно и исключительно по способности яблок крепко держаться на плодовых ветвях…

Несомненные качества описанных выше двух сортов Черкесских яблок заставляют, бесспорно, высказать пожелание, чтобы на них было обращено серьезное внимание садовладельцев и плодовых питомников, заботящихся о распространении и насаждении правильно выбранных, доходных промышленных сортов яблок на побережье Черного моря и в других южных местах Poссии». (Гребницкий А. Два черкесских яблока // Плодоводство. 1908. № 9. С. 733-747).

Садоводом Калобашем на сельскохозяйственной выставке в Екатеринодаре была выставлена коллекция из 13 сортов черкесских яблок: Готем, Туркуми, Аллеми пхлижи, Мыцебы фижи, Мизен, Арап шюс, Арап пхлиж, Адгемы, Шехами, Бабух лис, Мысха, Меш-адеш, Алеми. Все сорта зимние. Туркуми лежит до конца января, Мысха – до конца июня, а все остальные – до конц/pа апреля. Согласно инструктору департамента земледелия Д. Н. Демьянову, «эти сорта отличаются тем, что не страдают от кровяной тли, неприхотливы к почве, выносливы и долго сохраняются в лежке». (Из отчета инструктора в Кубанской области Д. Н. Демьянова. // Деятельность специалистов и инструкторов по садоводству, огородничеству, виноградарству и виноделию. (Извлечения из отчетов). СПб., 1912. С. 245-246).

Исследователь адыгского агрикультурного наследия – профессор Нух Тхагушев.

Крупнейший специалист по истории адыгского плодоводства, ученый селекционер Н. А. Тхагушев приводит в своем исследовании данные, которые не могут не произвести огромного впечатления и свидетельствуют об уникальных достижениях народной адыгской селекции: «Долговечность. Вопрос о долговечности плодового дерева является одним из важных критериев при оценке достоинств того или иного сорта… При обследовании остатков бывших адыгейских сортов на Михайловском перевале, в Пшаде, Архипо-Осиповке, Геленджикского района, в Псебе, Куйбышевке, Небуге, Туапсинского района, в Красно-Александровских аулах, Кирове, Марьино, Большом и Малом Кичмаях, в Солох-ауле, в Бабук-ауле, Лазаревского района, в Пластунке, Красной Поляне, Медовеевке, Адлерского района, в Тульском районе в бассейнах Белой, Курджипса и их притоков неоднократно (за исключением Геленджикского района) встречались отдельные экземпляры каштана сладкого в возрасте 250-300 лет, ореха грецкого – 150-200 лет, груши сортов Хутемы (Черкесский бергамот), Бжихакуж (Черкесская зимняя) и др. – 100-150 лет, яблони сорта Агуемий (Черкесский розмарин) – 90-120 лет, сортов Мыцебы (Черкесское кислое), Альмэ (Черкесское длинное), Мычезен (Черкесское сладкое) и отдельные кусты фундука в возрасте 80 и более лет. Эти плодовые сады с момента оставления их хозяевами 80-90 лет тому назад не получали никакого ухода; большинство из них заросло лесом и заглохло, тем не менее часть садов сохранилась до наших дней и поражает гигантским ростом деревьев, здоровьем, свежестью и еще плодоносит… Рост. Деревья и кусты адыгейских сортов плодовых растений отличаются мощным ростом. Отдельные экземпляры ореха грецкого и каштана сладкого достигают в высоту 30-35 м. Из семечковых пород отличаются сильным ростом груши, в особенности сорт Хутемы (Черкесский бергамот), достигающий 20-25 м высоты. Деревья сортов яблони тоже довольно мощные, высота их колеблется от 10 до 16 м. Вообще все деревья и кусты адыгейских сортов плодовых растений (сливы, фундука, айвы, хурмы, инжира и др.), как правило, отличаются мощным ростом. Это свойство – мощный рост адыгейских сортов плодовых пород – некоторые специалисты относят к большим недостаткам последних. При этом они утверждают, что с высоких деревьев трудно произвести съем урожая, что обрезка этих деревьев и работа по борьбе с болезнями и сельхозвредителями осложняется. Это верно, но нельзя забывать, что деревья, обычно произрастающие в наших садах (имеется в виду их рост и мощность), не в состоянии дать и удержать на себе урожай в 1000-1700 кг. Мощный рост деревьев и кустов адыгейских сортов плодовых пород органически взаимосвязан с высокой урожайностью. Необходимо подчеркнуть, что в кронах высоких и мощных деревьев по сравнению с кронами деревьев среднего и низкого роста при прочих равных условиях наблюдается более благоприятный воздушно-световой режим. Такие условия вместе с другими положительными факторами способствуют улучшению качества плодов, увеличению урожая и в то же время являются неблагоприятной средой для сельхозвредителей и болезней… Стойкость против сельскохозяйственных вредителей и болезней. … В яблоневых садах Черноморского побережья часто можно наблюдать, как в смешанных насаждениях плоды культурных сортов яблони, например, Ренет Симиренко, Ренет шампанский, заболевают паршой в такой степени, что превращаются в уродливые, обесцененные плоды – брак. В то же время здесь же, рядом, на деревья сортов Агуемий (Черкесский розмарин), Псебашхамий (Черкесский сладкий синап), Мычезен (Черкесское сладкое) плоды совершенно здоровы… Наши долголетние наблюдения позволяют сказать, что адыгейские сорта яблони весьма стойки против кровяной тли, которая в черноморских районах является бичом садоводства… Урожайность. Одним из характерных признаков подавляющего большинство адыгейских сортов плодовых пород является их исключительно высокая урожайность… Сорта яблони Агуемий, Мычезен, Хакошомий (Мамайское красное) дают урожай в среднем с одного полновозрастного дерева от 400 до 800 кг. … С. В. Краинский пишет: «Нам известны случаи, когда, например, отдельные деревья яблони Черкесский розмарин в пятидесятилетнем возрасте давали до 75 пудов (сад Гунченко в с. Дефановке). По данным Е. Воробьевой (с. Дефановка), отдельные деревья Черкесского розмарина в возрасте от 40 до 60 лет приносят обычно от 25 до 80 пудов плодов». В ауле Малый Кичмай, Лазаревского района, с одного дерева яблони сорта Хакошомий сняли урожаи: в 1950 г. – 1200 кг, в 1953 г. – 1500 кг. В том же ауле в 1944 г. с одного дерева сорта Мычезен сняли урожай 1050 кг … Сорта груши также отличаются весьма высокой урожайностью… Из всех адыгейских сортов груши необыкновенно высокой урожайностью отличается сорт Хутемы. Средний урожай с дерева колеблется от 500 до 1000 кг, но нередки случаи, когда с отдельно стоящих мощных столетних деревьев снимают урожаи в 1500-1700 кг. Так, В. И. Шихматов пишет, что со столетнего мощного дерева сорта Черкесский бергамот на усадьбе Майкопской опытной станции ВИР снимали урожай: в 1946 г. – 1700 кг, в 1948 г. – 1350 кг и в 1950 г. – 1600 кг». (Тхагушев Н. А. Адыгейские (черкесские) сады. Майкоп, 1956. С. 71, 73, 75, 77, 79, 81).

Дикие плодовые деревья Северо-Западного Кавказа. Одомашнивание плодовых деревьев.

Из письма Джироламо Ацци Николаю Вавилову после посещения Майкопской станции ВИР: «О, Майкоп! Должен поздравить Вас с Вашим великолепным созданием. Я действительно почувствовал себя в центре происхождения фруктовых деревьев». (Синская Е. Н. Воспоминания о Н. И. Вавилове. Киев: Наукова думка, 1991. С. 84).

Именно Северо-Западный Кавказ признан крупнейшими специалистами как один из важнейших в масштабах Евразии центров доместикации яблони, груши, сливы, черешни, каштана, некоторых других плодовых. «Об изумительном богатстве старых черкесских садов, – писал И. В. Мичурин, – мне известно давно. Дикие заросли плодово-ягодных растений Адыгеи представляют собой ценнейший исходный материал для селекционеров Кавказа». (Цит. по: Шеуджен А. Х., Харитонов Е. М., Галкин Г. А., Тхакушинов А. К. Зарождение и развитие земледелия на Северном Кавказе. Майкоп, 2001. С. 64).

Приведем ряд характерных выдержек из труда академика П. М. Жуковского, учителя Н. И. Вавилова, о значении региона Северо-Западного Кавказа в развитии мирового садоводства. В ряде случаев автор ограничивается простым указанием на Кавказ, но из контекста ясно, что имеется в виду Северо-Западный Кавказ. Это особенно становится очевидно при взгляде на карту распространения дикорастущих видов яблони, груши и некоторых других плодовых Кавказа, которую приводит Н. И. Вавилов: наибольшее скопление лесо-садов именно на территории бывшей Черкесии по обеим сторонам хребта. (Вавилов Н. И. Дикие родичи плодовых деревьев азиатской части СССР и Кавказа и проблема происхождения плодовых деревьев // Избранные произведения в двух томах. Т. 1. Л., 1967. С. 229).

Итак, читаем Жуковского: «Яблоня восточная, кавказская, Malus orientalis… Единственный дикорастущий на Кавказе вид яблони, чрезвычайно полиморфный… Как правило, сопутствует на Кавказе грушевым лесам. Вид этот несомненно был основным компонентом в генезисе культурной домашней яблони. Некоторые культурные сорта яблони на Кавказе представляют собой одомашненные и измененные прививкой лучшие формы из дикорастущих Malus orientalis». (Жуковский П. М. Культурные растения и их сородичи. М., 1950. С. 295).

По поводу груши: «Наибольшее число видов рода Pyrus L. сосредоточено в Закавказье (Жуковский относил к Закавказью побережье Краснодарского края, так как формально это уже южный склон хребта; такой же подход у Клингена при описании черкесских садов – Прим. С. Х.), на Кавказе вообще; оно и является основным географическим местом видообразования груши… Груша обыкновенная, Pyrus communis L. …На Кавказе, по Андрею Федорову, его замещает особый вид – Pyrus caucasica A. Fed., образующий сплошные леса, тянущиеся на много километров, часто в сообществе с яблоней и другими дикими плодовыми… На Кавказе происходил очевидно бурный процесс эволюции культурной груши. Здесь обитает в диком состоянии свыше 20 видов рода Pyrus, в том числе P. caucasica. Население с древнейших времен занималось прививками и отбором; здесь возникали во множестве спонтанные межвидовые и межродовые гибриды в зарослях диких плодовых… процесс формообразования культурных сортов груши происходил здесь совершенно независимо от эллинской культуры груши в Средиземноморье. Вряд ли Средиземноморье имеет приоритет в происхождении культурных форм груши; наоборот, все данные за то, что именно Кавказ явился ареной эволюции груши – как дикой, так и культурной… ни древность народов Греции, ни ее естественные грушевые ресурсы, ни опыт населения не могут идти даже в отдаленное сравнение с таковыми на Кавказе… В Средиземноморье баски знали о прививках раньше эллинов и научили им иберов. Но баски, возможно, связаны корнями с Кавказом, откуда и восприняли прививки. Родина прививок – Кавказ. Индия не знала их». (Там же. С. 302, 305-306).

Н. В. Невзоров отмечает, что «грушевые леса Северо-Западного Кавказа являются самыми крупными в мире… Их площадь в предгорьях Северо-Западного Кавказа составляет от 2-4 га до 400-1000 га. Например, в районе станицы Рязанской имеются грушевые массивы размером более 1000 (тысячи) га. Урожай груш в крае в отдельные годы может достигать 150 тыс. тонн». (Невзоров Н. В. Леса Краснодарского края. Краснодар, 1951. С.16).

Учитывая, что эти данные 1950 г., мы можем быть уверены в том, что эти показатели в условиях исторической Черкесии были значительно выше. Сотрудница и биограф Вавилова Е. Н. Синская в 1930 г. побывала на месте основания Майкопской станции ВИР – на речке Шунтук, в предгорьях, в 18 км на юг от Майкопа. Прямо на отведенной для ведения опытного хозяйства территории Синская описала красивый грушевый лес: «Заросли дикорастущих плодовых занимали тогда обширные пространства. В одном месте на территории станции был высокоствольный грушевый лес, тенистый, со стройными прямыми стволами. Интересно было смотреть на редкий образчик прекрасного, старого естественного насаждения дикой груши, которые теперь в окрестностях станции исчезли». (Синская Е. Н. Воспоминания… С. 79).

Культуру айвы (Cydonya oblonga Mill) на Северо-Западном Кавказе Жуковский описывает в связи с опытом черкесского садоводства: «В СССР более всего разводится на Кавказе, но специальных айвовых садов не существует. Отдельные деревья или группы их имеются в большинстве плодовых садов, особенно яблоневых… Несмотря на отсутствие монокультуры айвы, в СССР имеется немало хороших культурных сортов, плоды которых поражают своей величиной: так, например, сорт «Кыш-айву», найденный в старом черкесском саду на Кавказском побережье Черного моря, дает плоды, достигающие 3 кг веса». (Жуковский П. М. Культурные растения… С. 307-308).

Жуковский указывает на эндемичность айвы для территории Кавказа и, что очень важно, привлекает для иллюстрации своего тезиса широкий исторический материал. В частности, он говорит о заимствовании этой культуры хеттами – сейчас мы знаем, что протохеттское население было тесно связано с Северо-Западным Кавказом, с племенами Майкопской культуры и, судя по всему, разговаривало на протоадыгском языке. У хеттов культуру айвы заимствовали греки, ранняя история которых прошла под знаком хеттского влияния. Вот мнение Жуковского: «Происхождение айвы объяснить не трудно, поскольку это монотипный род; дикая айва была одомашнена и эволюционировала в культуре за счет наследования приобретенных признаков. Большую роль сыграли прививки. Одомашнение произошло на Кавказе, откуда она попала в Малую Азию в ту эпоху, когда там существовала хеттская конфедерация. Позднейшие государства приэгейской части Малой Азии (Лидия, Кария) оценили айву: оттуда она попала к эллинам, как известно, склонным привлекать богов и богинь ко всем своим эмоциям; в результате появился вариант предания о споре между тремя богинями – Юноной, Венерой и Минервой – не из-за яблока, а из-за плода айвы. Из Греции айва попала к римлянам, и Плиний уже описывал шесть сортов айвы. Северным путем айва проникла в Южную Россию, на Украину и в Крым – с того же Кавказа». (Там же. С. 308).

Весьма четкую привязку к территории Северо-Западного Кавказа, согласно Жуковскому, имеет слива (виды Prunus Mill): «Терн, Prunus spinosa… Наиболее распространен на Кавказе… На Кавказе встречаются крупные заросли, приуроченные к речным системам Кубани, Терека, Алазани и др. …Особенно полиморфен терн на Кавказе, где сильно дифференцирован не только морфологически, но и экологически, вплоть до обособления мезофитных форм в лесах средней зоны Главного Кавказского хребта… Алыча, Prunus Vachuschtii… Обитает на Кавказе, в нижнем поясе, до 500-600 м. …В лесах Северного Кавказа алыча занимает не менее 6.000 га, с наибольшим распространением в Краснодарском крае, Сочинском и Нальчикском районах, в Северной Осетии… В Абхазии, где заморозки не столь обычны и много влаги, алыча дает огромные урожаи… Происхождение домашней сливы, Prunus domestica, в последнее время определилось. В диком состоянии ее никогда не было как самостоятельного вида. Происхождение ее гибридогенное. Вполне выяснилось, что она произошла от скрещивания терна и алычи. На Кавказе во многих местах можно находить естественные гибриды терна и алычи или ткемали… В предгорьях Главного Кавказского хребта обнаружены целые рощи из естественных гибридов терна и алычи, размножившихся корнеотпрысками… Местом происхождения домашней сливы надо признать Кавказ, где алыча и терн растут совместно и где натуральные гибриды их установлены многократно… Возникавший постоянно на Кавказе вид Pr. Domestica обратил на себя внимание древних земледельцев Кавказа и был одомашнен». (Там же. С. 313-314, 317-318).

По поводу происхождения культурной черешни Жуковский отмечает, что «место начала одомашнивания черешни установить невозможно», но при этом указывает на немаловажное обстоятельство: «кавказская дикая черешня очень мало изучена… на Кавказе имеются новые, еще не описанные виды дикой черешни». (Там же. С. 340-344).

Культура кизила (Сornus mas L.) издавна возделывалась в Черкесии, но не сплошными плантациями, а в лесо-садах. «В лесах Черноморского побережья Кавказа, – отмечает Жуковский, – особенно Туапсинского и Сочинского районов, часто растет в сообществе с боярышником, алычой, орешником, терном, под покровом дуба, клена и др.». (Там же. С. 367). Большие скопления кизила были на закубанской равнине.

Касаясь вопроса происхождения орешника или лещины (точнее, культуры орешника обыкновенного – Corylus avellana L.), Жуковский вновь оперирует понятием лесо-сада, введенным в научный оборот И. Н. Клингеном в 1897 г. при исследовании агрикультуры адыгов, и указывает вновь на черкесское побережье. «Использование орешника, – отмечает ученый, – относится к древнейшим временам. На Кавказе еще и сейчас можно наблюдать реликтовый способ превращения зарослей лесного орешника в первый примитивный сад; при вырубке дубового леса или после пожара орешник быстро восстанавливается, образуя обильно плодоносящие заросли, несколько разреживаемые человеком, создающим из них первородный сад… Не имея в своем распоряжении столь огромных дикорастущих ресурсов, как на территории нашей страны, жители Средиземноморья вынуждены были издавна прибегнуть к разведению орешника, а не к использованию естественных зарослей. Древние народы Европы и Кавказа намного раньше прибегли к широкому использованию в пищу семян орешника, нежели народы Средиземноморья. Исходный материал, видовой и естественно-гибридный, попал в Средиземноморье в основном из причерноморских горных районов Кавказа и Понта». (Там же. С. 391).

Еще одна плодовая культура, и в то же время ценнейшая лесообразующая порода, резко подчеркивающая выдающееся значение Северо-Западного Кавказа – каштан. Род Castanea Mill из семейства Буковых (Fagaceae) объединяет 10 – 12 видов, из коих в России (как и в рамках бывшего СССР) в диком состоянии обитает один и при том наиболее ценный вид Castanea sativa Mill – так называемый каштан настоящий. Весьма любопытно, что этот вид в диком состоянии произрастает в России только на Северо-Западном Кавказе. И здесь же вообще все его основные запасы. Есть небольшие островки в Мингрелии и Аджарии, а за рубежом – в Турции и на Балканах. С каштановыми лесами Черкесии сопоставимы только его скопления в Испании – в Астурии и стране басков. (Вавилов Н. И. Пять континентов. М., 1987. С. 144).

«На Кавказе, – пишет Жуковский, – основные лесные массивы каштана, начинаясь в северо-западной части Туапсинского района Краснодарского края в бассейне реки Небуг, тянутся полосой вдоль Черноморского побережья на юго-восток; в Абхазии обширные леса по рекам Аше, Шахе и Мзымта (здесь автор ошибается, т. к. все эти три реки на территории Краснодарского края; из них первые две на территории Шапсугии, а Мзымта на территории исторической Джигетии – области садзов, т. е. на стыке Черкесии и Абхазии), особенно по среднему течению рек Гога, Бзыби, на левом берегу реки Келасури, в долине рек Амткел, Кодор и др. В Западной Грузии, по соседству с Абхазией, каштан распространен до с. Худон». (Жуковский П. М. Культурные растения… С. 393 – 394).

Жуковский оценивает площадь кавказского каштана в 100.000 га, а в Западном Средиземноморье (Италии, Южной Франции, Испании) в 115.000 га, что опять-таки сильно выделяет регион Северо-Западного Кавказа и смежной с ним Абхазии, как наиболее богатый каштаном в прошлом и настоящем. Жуковский приводит любопытный факт предпочтения кавказского каштана: стропила знаменитого по архитектуре Реймcского собора, разрушенного немцами во время первой мировой войны, были сооружены из кавказского каштана. (Там же. С. 394).

Древесина кавказского каштана обладает уникальными свойствами: она очень красива, прочна, т.е. намного прочнее дуба, а высокое содержание в ней танинов делает ее очень стойкой по отношению к паразитическим грибам – разрушителям древесины. Древесина кавказского каштана является наилучшей для приготовления винных бочек.

Кавказский каштан достигает 35 м в высоту и 2 м в диаметре, обладая огромной шаровидной кроной. Таких деревьев нет нигде в мире. В Японии в префектуре Аомори (расположенной на самом севере страны, на островах) был обнаружен крайне интересный культовый памятник III тыс. до н.э., при строительстве которого были использованы стволы каштана (Castanea crenata Sieb. et Zucc или C.japonica Bl.) с диаметром не менее метра и длиной не менее 18 м. Деревья со столь заурядными, по кавказским меркам, параметрами не были найдены ни в Японии, ни на Дальнем Востоке. Желая реконструировать памятник, японцы обратились к российскому правительству за разрешением подыскать такие деревья на Черноморском побережье Кавказа. И в 1996 г. шесть огромных деревьев кавказского каштана, прошедших тщательный отбор, были переправлены из Головинского лесничества Сочи в Японию. (Нибо А. Каштан для Аомори // Шапсугия. 2003. № 10. С. 6).

Лесо-хлебная система.

Одним из первых, в 1833 г., проблему этнического своеобразия при анализе земледелия в Черкесии поднял швейцар-ский путешественник Фредерик Дюбуа де Монперэ: «Черкес расчищает участок вокруг своего жилища для посевов проса и пшеницы, стремясь при этом сохранить вокруг своего поля полоску деревьев, чтобы они охраняли его и давали прохладу, необходимую в этом климате. Даже посреди поля он оставляет несколько самых красивых отдельных деревьев. Поэтому, если смотреть с моря, нет ничего живописнее этих спускающихся к берегу лесистых долин с полями всех оттенков зелени». (Монперэ Ф. Д. де. Путешествие по Кавказу // АБКИЕА. С. 438 – 439). Монперэ отмечал еще одно назначение сочетания поля и леса: «с его помощью удается уменьшить силу норд-оста, дующего вдоль побережья».

Эта система позднее получит у видного российского агронома И. Н. Клингена название «лесо-хлебной» (по аналогии с его же определением о лесо-садах Черкесии). (Клинген И. Н. Основы хозяйства в Сочинском округе. СПб., 1897. С. 42-43, 47, 49).

Адыгские земледельцы не просто расчищали лес под полеводческую культуру, но оставляли лес в максимальной сохранности. В случае его отсутствия они устраивали по периметру древесные насаждения. На участке сохраняли крупные деревья как для защиты от солнечных лучей, так и для предотвращения эрозии почвы, ее смыва после сильных ливней. Лес воспринимался в народном сознании как гарантия продовольственной безопасности.

В. Борисов в 1873 г. отмечал следы лесо-хлебной системы в Туапсинском районе: «Каждая ровная площадка на горах была культивирована черкесами. И теперь еще ясно видны остатки этой культуры; каждая площадка на горе, способная к возделыванию хлеба, была обнесена довольно широкой и густой живой изгородью из бука. Вы можете видеть целые горы, разделенные на неровные гладкие участки, когда-то культивированные, и каждый подобный участок обнесен живою изгородью. Другие горы, сплошь покрытые хорошим строевым лесом, не были культивированы». (Борисов В. Сельскохозяйственные очерки восточного берега Черного моря (Черноморский округ Кубанской области) // Земледельческая газета. СПб., 1873. № 41. С. 641-642).

И. Н. Клинген на основе своих собственных наблюдений, обследований остатков адыгских поселений, отмечает, что хлебные участки в горной зоне не представляли собой больших площадей. Это были всегда маленькие в 0,3-0,5 и, как максимум, в 1-2 десятины прямоугольные площади, обязательно вытянутые перпендикулярно направлению склона.

Культивация почвы.

На пути из Субеша (Шахе) в Сочи Белл наблюдал маленькие красивые долины, «где земли, заключенные между крутыми скатами, были вспаханы вплоть до вершин». (Белл Дж. Дневник пребывания в Черкесии в течение 1837 -1839 годов. Пер. с англ. К. А. Мальбахова. Т. 1. Нальчик: «Эль-Фа», 2007. С. 48).

Впечатления Белла об агрикультурном облике различных долин:

«Хиса в особенности показалась мне раем». (Там же. С. 48). О почвенном слое в долине Хисы: «Большая глубина прекрасной земли, что демонстрируют соседние холмики прибрежной полосы, свидетельствует о плодородии окружающей местности». (Там же. С. 49). «Варданская долина окаймлена низкими холмами, частично лесистыми и весьма возделанными». (Там же. С. 49). В районе Вардана: «узкое пространство волнистой почвы, изобильной и вспаханной». (Там же. С. 62).

О долине Дагомыса: «Затем мы достигли Терампсе (Дагомыс, у Люлье – Догомепсе. – Прим. С. Х.), самую значительную после Сюбеша реку, из всех тех, что я видел на этом побережье… Богатая долина (хотя и небольших размеров)… Жители активно были заняты обработкой земли – черноватой и глубокой почвы – с помощью плугов, чей плоский и сделанный из железных копьев лемех лишь рыхлит землю: рукоятки плуга, кроме того, почти перпендикулярны и, следовательно, столь коротки, что действие пахаря сводится к самому слабому». (Там же. С. 63).

О долине Хаджи (по всей видимости, Хожиебс. – Прим. С. Х.): «Долина Хаджи имеет в длину приблизительно одну милю… очень хорошо возделанных земель, которые даже получили перекрестную вспашку, а затем были отмотыжены и обработаны граблями». (Там же. С. 73).

Западное Закубанье, долина Адагума, запись из дневника Белла от 25 мая 1837 г.: «Многие поля были аккуратно огороженными и обещали хороший урожай… с обеих сторон виднелось огромное число домов и хорошо огороженных полей». (Белл Дж. Дневник… С. 133 -134).

Из собрания на Адагуме Белл 28 мая совершает поездку в Шапсуг, где по дороге наблюдает зерновые поля, «хорошо возделанные маленькие холмы», «большое число деревушек, обосновавшихся в очаровательных местах» вдоль извилистых берегов Шепса. (Там же. С. 140).

В долине Антхира, начало июня: «Три дня мы прожили у нашего анхурского хозяина, затем мы отправились в деревушку трех братьев, расположенную чуть далее к западу, в более богатой части равнины, чьи ряды великолепных дубов, зеленеющих лугов и зреющих хлебов воскресили в нашей памяти Англию. Г-н Л. (Лонгворт. – Прим. С. Х.) часто восклицал: «Вот что напоминает Англию!» (Там же. С. 150 – 151).

В верхнем течении Абина: «Когда, наконец, мы стали вновь спускаться, то увидели вдали очень красивую долину, приятно волнистую, с самыми богатыми пастбищами, возделанными полями и деревьями, что тесно обступали возвышенности, одетые в величественные леса. На вопрос, что я задал относительно названия этой чарующей долины, мне объяснили, что эта была другая часть долины Абуна». (Там же. С. 153). При поездке из Большого Шапсуга в Пшат Белл замечает: «В каждой деревушке (как, по правде говоря, и во всем крае) можно увидеть хорошо огороженные и засаженные капустой, луком, фасолью и другими бобовыми, коноплей, льном, табаком и селитровой травой огороды». (Там же. С. 158).

Вновь в верхнем Пшате: «Сад в этой деревушке находился в отличном состоянии, и ее конопля была самым лучшим из многочисленных красивых насаждений, что я до той поры видел». (Там же. С. 164). В июле 1837 г. в части территории Анапской долины еще сохранялось черкесское население и в это время Белл наблюдал «жатву огромного количества зрелых зерновых хлебов». (Там же. С. 223). В июле 1837 г. в маленькой долине, соединенной с Анапской долиной ущельем, Белл ночует в «живописной деревушке очень богатого человека, одновременно земледельца и торговца, которого звали Кераль или Король». (Там же. С. 224). На «плодородной долине Вастогай» Белл застал «богатые поля проса». (Там же. С. 251- 252).

Комиссия, направленная в 1866 г. наместником Кавказа для обследования бывших черкесских земель, отметила полеводческие участки на значительных высотах: «На склонах (ущелья р. Хакучипс, притока Псезуапе с правой стороны – Прим. С. Х.) очень много хлебородных участков, которые еще в то время (летом 1866 г. – Прим. С. Х.), местами были засеяны, оставшимися в горах хакучинцами, кукурузой и гоми. Поля эти находились на самых неприступных местах, которые с первого раза могут показаться совершенно невозможными для культуры. Нахождение хозяйственных посевов на подобных крутизнах заставляло нас верить рассказам многих бывавших здесь прежде офицеров, сообщавших нам, что горы эти когда-то сверху донизу были покрыты прекрасными полями, и что горцы всегда имели большой запас хлебов. Но едва ли найдется в России или в западной Европе хоть одно племя, которое в состоянии было бы обработать эти горы». (Хатисов И. С. Отчет комиссии по исследованию земель на северо-восточном берегу Черного моря, между реками Туапсе и Бзыбью // Записки Кавказского общества сельского хозяйства. Тифлис, 1867. № 5-6. С. 155).

Террасирование.

Одной из наиболее существенных черт адыгской агрикультуры является террасирование. Этот метод создавал условия для земледелия. И достигалось это путем многолетних целенаправленных усилий, требовавших к тому же большого объема знаний о том, как взаимодействует вода и различные грунты, точного представления о почвенно-климатических условиях, топографических характеристиках конкретной местности. В ареале Майкопской культуры в IV тыс. до н.э. были возведены значительные искусственные террасы, некоторые из которых сохранились до наших дней. (Скрипникова М. И. Изучение древнего земледелия в горах Кавказа // Древний Кавказ. XXIV Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. М., 2004. С. 181 – 184).

Медея Кантария, исследователь агрикультуры народов Северного Кавказа, отмечает: «Используя для нужд земледелия нередко крутые склоны гор, адыги прибегали к их искусственному террасированию, укрепляя склоны при помощи каменных стен. Участки террасного земледелия встречались в горах Черкесии повсюду». (Кантария М. Экологические аспекты традиционной хозяйственной культуры народов Северного Кавказа. Тбилиси, 1989. С. 43).

В 1873 г. В. Борисов в Туапсинском районе наблюдал следы террасирования при помощи древесных изгородей: «Четвертый вид гальковато-черноземеных почв мы находим на горах, на тех местах или площадях, которые прежде подвергались черкесской культуре; этот чистый чернозем глубиной от 4-8 вершков переполнен мелкими гальками тех пород, которые дали возможность образоваться самой почве или принесены с вершин гор дождевыми потоками. Участки эти часто образованы уступами гор, и как ни ровны они, но всегда имеют наклон в ту или другую сторону, по направлению которого постоянно могло бы происходить смывание образовавшейся здесь почвы в долину, и здесь, более чем где-либо в другом месте, видно благодетельное влияние живых изгородей, оставшихся от черкесской культуры и препятствующих смыванию этого плодородного слоя. А здесь бывают такие ливни, которые смывают не только части, но даже целые посевы, ничем не огражденные; эти ливни особенно вредно действуют в июне, когда хлеб давно уже выметал колос, отцвел и начал наливать зерно. Искусственные или естественные эти изгороди? В виду того, что буковые кусты, преимущественно составляющие их, правильно идут, можно с большей вероятностью заключить, что в возведении их участвовала рука человеческая. В иных местах они до того густо заплетены вьющимися растениями, что через них нужно прорубаться, чтобы прийти к какой-нибудь поляне». (Борисов В. Сельскохозяйственные очерки восточного берега Черного моря (Черноморский округ Кубанской области) // Земледельческая газета. СПб., 1873. № 51. С. 807 – 808).

Агрономические знания.

И. Серебряков, член Кавказского общества сельского хозяйства, в 1867 г. составил комплексное описание, как состояния сельского хозяйства первых поселенцев, так и проанализировал следы сельскохозяйственной деятельности прежнего населения Западного Закубанья. Агрономические представления у черкесов он оценивает как точно соответствующие местным условиям и столь же необходимые для усвоения их новым населением региона. «Точные сведения о состоянии сельского хозяйства у горцев, населявших описываемый край, весьма важны для соображения об устройстве тех или других отраслей сельской промышленности в новых поселениях… Нет никакого сомнения в том, что фундаментальные приемы в сельском хозяйстве, каковы например: вспашка земли, пора посева и уборки хлебов, истребление сорных трав, средство защищать посевы от вредных животных, им были известны лучше, чем могут знать это новые поселенцы… Из предыдущей статьи видно, до какой степени затруднительно, при неимении данных о местном климате, угадать лучшую пору вспашки земли и посева хлебов, от которой зависит весь успех земледелия, а между тем нельзя отвергать, что горцы достигли известной степени ловкости в назначении этой поры, тоже самое можно сказать и о множестве других приемов по части хлебопашества, скотоводства и домашней гигиены. Весьма важно было бы знать в какое время ягнились у них овцы и рогатый скот, какой уход назначали они молодому подросту, в каком возрасте допускали их к случке или употребляли на работу. Важно было бы иметь также сведения о породах семян возделываемых растений и знать какие из них сеялись в горах и какие на равнине… о хозяйстве их можно судить лишь по земледельческим орудиям, находимым в оставленных аулах, по пашням и садам, родам возделываемых растений, найденных новыми поселенцами по уходе горцев, по устройству помещений для домашнего животного и для склада земледельческих продуктов и вообще по вещам, относящимся до домашнего их быта… Полеводство состояло в посеве пшеницы, кукурузы, гоми, ржи, ячменя, овса и проса. Землю горцы вспахивали двумя орудиями, из которых одно, более тяжелое, имело все главные принадлежности плуга, а другое было похоже на рало. Черкесский плуг сходствует с грузинским, с той только разницей, что первый без передка, имеет прямое дышло, и несравненно меньше и легче последнего. Самая большая ширина лемеха – четыре вершка, длина режущей части ножа – три вершка; отвал прямой деревянный; длина всего плуга четыре аршина, из которых один аршин приходится на корпус плуга, а остальные на дышло. Рало на один аршин длиннее предыдущего орудия и отличается от него отсутствием резца и отвала, а также и большей легкостью. Все части орудия, как деревянные, так и железные, отделаны довольно тщательно, что служит доказательством особой заботливости туземцев об этих орудиях, тем более, что остальные предметы домашнего быта горцев показывают низкое состояние у них техники. Что касается до употребления этих орудий, то из самого устройства их видно какое место они занимали в обработке земли. Первым вспахивались новь и залежь, а второе употреблялось для двоения. Конструкция плуга позволяет распахивать землю не более, как на четыре вершка глубины, рало же могло поднимать только на 2,5 вершка. При описанном устройстве плуга, рало должно было составлять необходимое пополнение этого орудия, так что оба они должны были находиться в каждом хозяйстве, служа необходимым пополнением друг другу. В Закавказском крае рало составляет самостоятельное земледельческое орудие, употребляемое вместо плуга при исключительных хозяйственных условиях, именно в нагорных местах, где сырой климат обусловливает мелкую пахоту, и на поливных землях, где искусственное орошение допускает также вспашку земли на небольшую глубину. Двоение же нигде не употребляется благодаря конструкции тяжелого грузинского плуга, подымающего землю большими глыбами, которые не сглаживаются и при сильных дождях. Почвенные условия Западного Кавказа совсем иные, и климат там не тот, что в Закавказ-ском крае. Там земля, поднятая мелкими пластами, глубоко проникается дождевой водой и разравнивается до того, что кажется целиной; если пашню не успели засеять тотчас после обработки и если она попала под сильный дождь, то ее необходимо передвоить, чтобы дать место посевным семенам. Обстоятельство это и породило употребление рала, как дополнительного землепахательного орудия.

По простоте устройства, по легкости своей и, в особенности, по качеству производимой работы, описанные выше туземные орудия должны почитаться лучшими и целесообразными орудиями, наиболее применимыми при местных условиях. Самая большая рабочая сила, потребная для черкесского плуга, не превосходит двух пар, а для рала – одной пары волов; более тяжелое орудие было бы неприменимо в нагорных склонах, по которым расположена большая часть черкесских пашен. Глубина, на которую распахивают описываемые орудия, не только достаточна при сырости тамошнего климата, но и должна почитаться мерой, превышение которой могло бы повлечь за собою потерю урожая, вследствие загнивания семян. Образование твердой коры на пашне и глубокое проникание влаги представляют такие особенности местной почвы, при которых глубокая вспашка совершенно неуместна.

Неизвестно чем горцы заделывали посеянные семена, так как между найденными, по уходе горцев, орудиями, нет ни одного такого, которое могло бы употребляться для помянутой цели. Но, судя потому, что старые черкесские пашни сохраняют и до настоящего времени следы несглаженных борозд, и что припадливость почвы не позволяла заключать семена под раздробленными глыбами, необходимо придти к убеждению, что у черкесов, подобно закавказским хозяевам, не было в употреблении ничего похожего на борону. По всей вероятности, они также употребляли хворостинку, как и закавказские хозяева, ибо орудие это, прикрывая семена мелким слоем земли, оставляет большую часть пластов не разбитыми, что совершенно необходимо при опасности от припадания почвы. Рассказывают, что в некоторых местах горцы даже и не заделывали вовсе посеянных семян, а только прикрывали хворостом для защиты от птиц. Сведение это весьма правдоподобно и может относиться до яровых посевов». (Серебряков И. Сельскохозяйственные условия Северо-Западного Кавказа // Записки Кавказского общества сельского хозяйства. Вып. 1-2. Тифлис, 1867. С. 10 – 13).

И. Герко в 1869 г. писал для читателей «Кубанских войсковых ведомостей»: «Мы, переселенцы, принесли за Кубань свою методу вести хозяйство, выработанную опытом на равнине и свои хозяйственные орудия, которые, мимоходом скажем, находятся у нас в первобытном состоянии, свой рабочий скот, привыкший тоже к своему стойлу. Словом сказать, мы внесли свое степное хозяйство в горы и оставили его без всякого изменения. Не каждый из нас взял на себя труд вглядеться хорошо ли приняла земля наш плуг с полуаршинной бороздой, нашу борону, хорошо ли живется нашей скотине и не нуждается ли она в каких-нибудь новых заботах со стороны хозяина. А между тем все это было далеко не хорошо и вышло по пословице: «Со своим уставом в чужой монастырь не суйся». Справляться с сельскохозяйственным уставом предшественников наших – горцев мы сочли лишним, и нужно сознаться, что много от этого теряли на первых порах и теперь теряем; хозяйство идет неладно, хлеб не родит, – скотинка тощая и зимой не работает. Ведь правда же, спрашиваю вас станичники? Правда то правда, – слышу в ответ от станичников – да где же причины?

Рассмотрим хорошенько все отделы нашего хозяйства, рассмотрим наши сельские работы, наши земледельческие орудия, содержание рабочей скотины, вообще – всю нашу станичную жизнь и, авось, найдем причины, почему у нас в хозяйстве плохо…

Рассматривая метод ведения своего хозяйства совместно с климатическим влиянием на него, мы поступим лучше, если проведем параллель между нашим хозяйством и хозяйством бывших туземцев; тогда доказательнее будут причины, от которых происходит вред нашему станичному хозяйству. Начнем с главного источника хозяйства.

Хлебопашество. Командир Псекупского полка, видя у станичников неправильное ведение хлебопашества, дал по полку приказ такого содержания: «Два почетные абадзеха, жившие много лет здесь на Псекупсе, один Ходзук Чемиче 56, а другой Кои-Жау 45 лет, бывшие хорошими хозяевами, вот какие дают советы насчет хлебопашества в здешних местах:

Пахать надобно легким плугом и неглубоко. Вспахав один раз, следует сождать неделю и потом сделать перепашку впоперек, стараясь как можно вспушить землю, чтобы не было крупных комьев. Здесь земля скоро твердеет и если только один раз поле не было пахано, то уж делается новью или целиной. После первой распашки такой твердой земли следует посеять такой хлеб, который имеет большой корень, а именно просо или кукурузу, и только уж на другой год, сделав новую распашку, можно сеять рожь или пшеницу. Скаты гор под пашни надо выбирать обращенные к солнцу, на юг, чтобы они были под солнечными лучами. Когда хлеб взойдет, надо его полоть, чтобы не заросло поле травой. Озимые хлеба сеять в сентябре, а яровые в апреле, когда уже появится подножный корм. Кто так будет работать, у того никогда неурожая не будет».

Совет абадзехов весьма разумный и, видимо, основан на опыте; но жаль, что он остался только советом, но не делом.

Приказ, прочитанный на станичных сборах, вызвал много замечаний в таком роде: «Черкес пахал мелко, потому, что лучше не умел, а мы-де и отцы наши пахали по-своему и хлеб ели». Это неуместное замечание нам же принесло вред! Все на первых порах рыли землю вглубь безжалостно, делали нивы, где попало и хлебные семена бросали в землю, не получая всхода; а если абадзехи делают запашки не по-нашему, то способ этот они выработали временем, достигли его, так сказать, практической наукой на той земле, где нам приходится жить, а потому он самый верный и нам пренебрегать им ничуть не следует. Чтобы увидеть насколько мы ошибаемся в этом рассмотрим хлебопашество горцев:

Горец пахал мелко потому, что черноземный пласт закубанской земли весьма тонок, а за ним следует пласт глинистый, таким образом, он свое зерно бросал в черноземный слой, а мы бросаем его в глину. Горец, распахивая скаты гор, предохранял свои нивы от вымокания и вообще от сырости и давал им возможность скорей воспользоваться плодотворной солнечной теплотой: А мы как делаем? Беремся за равнинку, где поудобнее; зато полилась вода с гор, вышла с оврагов, и нивы наши надолго, надолго покрываются водой, и зерно вымокает!

Горец сеял густо для того, чтобы гуще был и всход, откуда мы видим рослую черкесскую рожь, а если у него и не взойдет густой хлеб, то какой-нибудь, а все-таки будет; горец, засевая густо, отдавал, так сказать, процент природе, т.е. бросал на убыль, что вымокнет, что птицы возьмут, а что-таки и хозяину будет; мы сеем почти в половину реже, и если из посеянного часть вымокнет, то всход будет так ничтожен, что хозяин и оставляет его без сбора.

Разбирая дальше сейбу горцев мы видим еще: а) горец не употребляет бороны, не потому, что не имеет ее, а потому, что не нуждается в ней, у него на это тоже свой опыт: земля за Кубанью не вполне черноземная, а с примесью глины и потому она плотная, как будто склеенная, и засыхая делается недоступной для влаги и согревания, следовательно зерно, глубоко забитое в землю, большей частью там и остается. Вот почему черкес засеявши ниву не боронит ее, а запашки его действительно нуждаются в бороне только до посева; борона тогда приносит двойную пользу: во-первых, разрыхляет землю, а, во-вторых, вытягивает корни растений и горец, не употребляя перед посевом бороны, делает, по-нашему плохо – подготавливает заросли. Перепахивать же другой раз целинную землю, как горцу, так и нам, при закубанской почве, необходимо, – б) горцы озимые посевы делают весьма рано: так рожь сеется ими в последних числах августа, и другой хлеб до половины сентября весь в земле.

Один опыт только мог указать время засева. Зерно, брошенное раньше в землю, раньше пускает и ростки, тогда оно не подвергается вымоканию и, начинающиеся по Закубанью с первых чисел октября, или даже в последних сентября дожди меньше ему вредят. А мы сеем поздно и зерно наше застает дождь без поростей, а потому оно хотя на первых порах и оживает, но не окрепнет и, за неимением теплых дней сгнивает безвозвратно. Яровые же посевы горцы не спешат делать, давая возможность земле лучше согреться от весеннего солнца. Так вообще поступают все обитатели сырого климата». (Герко И. Что нужно для развития хозяйства за Кубанью // Кубанские войсковые ведомости. 1869. № 10. Отдел неофициальный).

Я. Ф. Гейдук, крупный землевладелец и опытный садовод Черноморской губернии, хозяйство которого располагалось

Очень показательно, что одним из первых мысль о необходимости учиться у черкесов высказал генерал-лейтенант В. А. Гейман, возглавлявший крупное воинское соединение в последние годы войны. Он же возглавил комиссию 1866 г., назначенную главнокомандующим Кавказской армии для выяснения причин бедственного состояния горных казачьих станиц Кубанской области. Комиссия пришла к заключению о необходимости «приселить к горным станицам из аулов бжедуховских и по Лабе» черкесских семейств, способных передать свой опыт работы на земле. «Эта мера, – указывает Гейман, – является необходимой даже для станиц на плоскости; если приселение горцев признано будет почему-либо неудобным, то не без пользы было бы разрешение им запахивать небольшие участки земли вблизи станиц». (Цит. по: Гарданов В. К. Общественный… С.78).

Генерал-майор и казачий историк И. Д. Попко (1810 – 1893) дал высокую оценку познаниям и умению адыгов работать на земле: «Кабардинцы – народ земледельческий и разумно ведущий земледелие, благодаря всесторонней наблюдательности ума: работают легким плугом, пашут мелко, тонкими пластами, с геометрической правильностью линий, зерно сеют близко к солнечному лучу и атмосферическому воздуху и редко испытывают неурожаи». (Попко И. Д. Терские казаки со стародавних времен. Нальчик: «Эль-фа», 2001. С. 123).

В глазах царской администрации после 1864 г. адыги приобретают новую роль наставников и инструкторов в области ведения полеводческого хозяйства. В августе 1865 г. граф Ф. Н. Сумароков-Эльстон, наказной атаман Кубанского казачьего войска и начальник Кубанской области, распорядился подселить к береговым станицам, основанным летом 1864 г., по несколько черкесских семей: «Сознавая ту пользу, которую могут принести приселившиеся семейства горцев к станицам названного батальона, именно как руководители жителей поселенных станиц в земледельной обработке горных площадей, я предписал командиру Шапсугского берегового пешего батальона приселить на первый раз к каждой станице от 5 до 6 семейств горцев, взятых в плен и добровольно вышедших из гор». (ЦГИАГ. Ф. 416. Оп. 3. Д. 118. Л. 1 – 4).

Весьма красноречивые свидетельства признания агрикультурного и хозяйственного опыта адыгов содержатся в докладной записке генерал-майора Джемарджидзе, направленного с инспекцией в Черноморский округ наместником Кавказа великим князем Михаилом Николаевичем в 1870 г.: «Горцы в районе Шапсугского берегового батальона. В районе Шапсугского берегового батальона, в настоящее время, при 6-ти примор-ских станицах поселено 30 семейств горцев с 89 душами мужского пола и 79 женского всех возрастов… В каждом дворе встречается рабочий и гулевой скот, лошади, козы, овцы, амбары с хлебными запасами, несмотря на то, что предшествующей зимой горцы много продали хлеба окрестному русскому населению; почти у каждого хозяина есть по несколько колодок пчел, а есть и такие, что имеют по 200 и более сапеток… Как интересный факт нахожу уместным привести следующий случай: зима 1869 года стояла вообще довольно суровая и жители станицы Вуланской, самой богатой земельными угодьями, не имели на зиму достаточного хлебного запаса; потратив их, они должны были обратиться к переселенным горцам, и 4 семейства этих последних положительно прокормили всю станицу, в которой считается 90 дворов. Это факт, переданный мне самими вуланцами.

Не признавая лично, по крайней мере, не видя вреда от поселения на южном склоне горцев, я должен заявить, что польза, приносимая ими краю, очевидна: ни у кого из соседей их нет таких запасов, никто пока не ведет так разумно и счастливо своего хозяйства; их запасы потрачиваются для поддержки поселенцев, служат, значит на пользу краю.

Мне кажется, что они самым наглядным образом выполняют свое назначение, определенное для них в самом начале: они живой пример труда, терпения и благосостояния; если в них нельзя признать учителей в передаче достойных подражения образцов ведения сельского хозяйства, то разве только в смысле науки; но наглядный пример их хозяйства в начале и тем более, такому населению, как окрестное, мне кажется, даст, как уже впрочем и дает, такие именно результаты, которые предполагались и ожидались тогда, когда составлялось и самое предположение о пользе их приселения к ротам и станицам на южном склоне… «Вполне разделяю заключение сего рапорта». (ЦГИАГ. Ф. 416. Оп. 3. Д. 126).

Народная селекция.

Ландшафт черкесского «острова» позволил аборигенному населению уже в самые отдаленные исторические эпохи ввести в культуру целый ряд важнейших видов злаковых и плодовых, добиться выдающихся успехов в занятиях земледелием и садоводством. На протяжении веков хозяйствования древние адыги превратили Северо-Западный Кавказ в единый огромный сад посредством культивирования системы лесо-садов и лесо-хлебных участков.

И. Н. Клинген дал высокую оценку эмпирическому знанию черкесов: «Народ этот имел возможность выработать самую практичную систему хозяйства, самые разумнейшие приемы обработки, сделать самый счастливый подбор высших и низших культур и наиболее подходящих пород скота». (Клинген И. Н. Основы… С. 91).

«Веками от побережья Черного моря до Кабардинской равнины, – отмечает В. А. Дмитриев, – шла селекция сортов проса, доведенная до появления таких сортов, которые способствовали улучшению почвы, истреблению сорняков и пр., имевших специфические свойства (одни не боялись птиц, другие засухи и пр.). Известно, что русские и украинские переселенцы на Черноморье неодобрительно отнеслись к мелким сортам проса, высевавшегося шапсугами, не зная, что это была культура, специально выведенная для того, чтобы посевы взошли до обычных в горах Западного Кавказа июньских дождей». (Дмитриев В. А. Кавказ как историко-культурный феномен. Вклад горцев Северного Кавказа в мировую культуру // Россия и Кавказ. История. Религия. Культура. СПб., 2003. С. 95).

М. Кантария засвидетельствовала существование у шапсугов вида проса под названием уэш. Этот вид играл особое значение в севообороте, способствуя восстановлению почвы, уничтожению сорняков и повышению урожайности. (Кантария М. Экологические аспекты… С. 91).

Прививки.

Графиня Уварова, посетившая в 1886 г. множество пунктов черноморского округа, по достоинству оценила это стремление черкесов культивировать ландшафт: «Другой, не менее похвальный обычай горцев, о котором хочется напомнить, состоял в том, что все престарелые люди, не могущие больше работать и не бывшие в состоянии нести остальных обязанностей, возлагаемых на граждан всяким обществом, должны были делать известное число прищепов на фруктовых деревьях. Следы этих забот видны еще и теперь, в особенности на абрикосовых деревьях – заботы, достойные высокоразвитого народа, напоминающего обязанности каждого отдельного гражданина по отношению к обществу и государству». ( [Уварова П. С.] Кавказ. Абхазия, Аджария, Шавшетия, Посховский участок. Путевые заметки графини Уваровой. Ч. 2. М., 1891. С. 69 – 70).

Л. В. Македонов приводит очень красноречивый полевой этнографический материал: «Жители (нагорных станиц Закубанья. – Прим. С. Х.) рассказывают, как «азиаты» разводили постоянно сады: «уж без того он и в лес не пойдет, чтобы прищепы с собой не захватить… Так и не видя, как сад разведет». Но, удивляясь быстрому разведению садов горцами, казак и не подумает последовать их примеру. Пренебрежение к изучению горской культуры доходило до того, что только в самое последнее время, даже учеными-садоводами, после долгого ряда неудачных опытов с садоводством в нагорной полосе, принят, наконец, горский способ прививок». (Македонов Л. В. В горах Кубанского края. Быт и хозяйство жителей нагорной полосы Кубанской области. Воронеж, 1908. С. 77 – 78).

И. И. Мещерский в 1894 г. отмечал перспективность применения системы лесо-садов в России. При этом исследователь приводит в пример черкесский опыт: «Подобное образование лесо-садов я сам видел в Кубанской области возле станицы Абинской. Действительно, там груши, оставленные расти на просторе среди выгона возле селения, представляли великолепный вид. Деревья были оставлены по совету местного учителя, который показывал мне свои прививки груш в соседнем лесу, сделанные подобно черкесским или горским». (Мещерский И. И. Лесо-сады и их значение для России. СПб., 1894. С. 14-15).

Традиция прививания деревьев сохранялась у адыгов и в XX в. Как отмечает, М. Ю. Унарокова, «в Шапсугии бытовала традиция, согласно которой каждый, кто весной выходил в лес, обязан был привить черенок одного плодового дерева… В ауле Агуй вспоминают об одном человеке, который в окрестных лесах оставил после себя около 300 плодовых деревьев». (Унарокова М. Ю. Флористический элемент… С. 126- 127).

Хранение зерна в амбарах на столбиках.

«Аульные места можно узнать теперь только по остаткам садов, да по столбам, на которых стояли различные хозяйственные постройки черкесов, вроде амбаров и т.п. Сами же постройки частью сожжены во время войны, частью разобраны теперешними поселенцами-станичниками; есть целые станицы, где дома выстроены из черкесского леса. У черкесов доски были не пиленые, а тесанные, иногда вершков 12 шириной и в 1,5-2 вершка толщиной; амбары они устраивали на высоких столбах в 1,5-2 арш. вышиной, на каждый столб накладывалась широкая тонкая каменная плита, которая заменяла те чугунные колокола, которые употребляются в Англии на столбах подстожья для воспрепятствования проникновению мышей в стоги; на этих плитах уже воздвигались постройки, и эти плиты также препятствовали проникновению мышей в амбары». (Борисов В. Сельскохозяйственные очерки восточного берега Черного моря (Черноморский округ Кубанской области) // Земледельческая газета. СПб., 1873. № 41. С. 641).

Древесные силосы.

В долине Псекупса в феврале 1864 г. К. Гейнс отмечал «заготовленные в лесах целые стоги дубовых сучьев». (Гейнс К. Пшехский… // ВС. 1866. № 4. С. 224). Корм для скота в виде заготовленных прямо в лесу запасов молодых древесных побегов – не следствие скудости покосных мест, а часть горской системы содержания скота, практиковавшейся в целях сбалансирования питания домашних животных.

И. Серебряков в 1867 г. описал этот способ создания запасов корма для домашнего скота: «Не менее оригинален способ употребления леса в корм скотине, существовавший у туземного населения, способ, которому могли бы позавидовать и наши закавказские хозяева, пополняющие за счет леса недостаток сена и соломы. Горцы, еще летом, приступали к заготовлению леса на зимний корм и этим показывали больше заботливости, чем закавказцы, которые рубят лес для означенной надобности в самую зиму, по мере того как потребуется сообразно с погодой. Кроме того, горцы, благодаря благоразумной методе своей, доставляют в корм скотине листья более сочные и без сомнения более питательные, чем ветви и почка, которыми принуждены кормить скотину в Закавказьи. Обрубив молодую поросль, а также и ветви на деревьях, часто до совершенного оголения последних, горцы складывали эти ветви и сучья с листьями в конические кучи, так, чтобы вершины сучьев приходились в середине кучи, а обрубленные концы к наружи. Сложенные в сухую погоду и в те часы дня, когда роса уже сошла с листьев, кучи эти давали листьям засохнуть при умеренном брожении, и говорят, что листья при этом сохраняли свой зеленый цвет до следующего лета. Горцы оставили в лесах множество подобных куч, служащих памятником своеобразной заботливости их о домашней скотине». (Серебряков И. Сельскохозяйственные условия Северо-Западного Кавказа // Записки Кавказского общества сельского хозяйства. Вып. 1-2. Тифлис, 1867. С. 8-9).

Пчеловодство.

В исследовании Клингена черкесскому пчеловодству уделено значительное внимание: «Мед служил черкесам довольно крупной статьей вывоза в Турцию, отличаясь от обыкновенного русского белым, кристаллическим, необыкновенно плотным сложением и необыкновенным ароматом. Даже ко времени водворения здесь русского населения оставалось еще множество пчелиных колодок от черкесов, которые не успели уничтожить всех ульев, так, что жители на первых порах пользовались даровым наследством. Еще в половине восьмидесятых годов, по сведениям новоpoccийского архива, всех колодок у колонистов насчитывалось около 11 тысяч, но к 1893 году осталось всего 4,5. Пчеловодство вообще сильно пало за последнее время, и многие пламенные защитники его отступились от него, как от безнадежного дела, пробившись с редкой настойчивостью кто 10, кто даже 15 лет совершенно бесплодно; были хозяева, потратившие в это дело более 15.000 р., а один из них довел свою пасеку до 800 ульев и под конец все потерял. Дело в том, что в прежнее время, при черкесах, страна представляла из себя непрерывный ряд полей и плодовых садов, климат был суше и солнце пригревало лужайки и склоны гораздо свободнее и сильнее, чем при теперешних зарослях. Пчела находила себе взяток с ранней весны до поздней осени: сначала с плодовых деревьев, а потом с травянистых медоносных растений, росших в изобилии по долинам и горным пастбищам; к ним присоединялись разнообразные культурные кустарники и полевые растения, возделываемые горцами, и все это укрывалось от морских туманов на возвышенных склонах; затем летом приходил на помощь каштан, после которого опять на смену являлись травянистые растения, свойственные более засушливому летнему периоду, а за ними следовал целый ряд растений с осенним цветением, затягивающимся на весьма длинный период, причем иногда даже плодовые деревья при очень теплой осени вновь зацветали. Вот почему меду получалось и много и превосходного качества. Теперь же многое резко изменилось. Вся поверхность заросла лесом, колючками и всякого рода лианами, похоронившими под собой травянистую растительность; плодовые деревья одичали, наполовину задушенные паразитами, опереженные в росте более грубыми дикорастущими лесными породами, имеющими самое ничтожное отношение к пчеловодству; повсюду стало сыро, прохладно и нездорово, и плодовые деревья, смотря по условиям в которых находились отдельные особи, или зацветали довольно рано, или, как это сделалось общим правилом, стали запаздывать заметно в своем цветении, не находясь отнюдь в соответствии с потребностями вылетающих весной пчелиных семей. И вот не успеют пчелы среди туманов и дождливой весны, увеличивающей чувствительно их смертность, взять первый взяток, как он уже почти прекращается, если не считать Azalea pontica и Rododendron, от которых мед получается «пьяный»; затем взяток возобновляется только к первой трети июня, когда цветет каштан, но каштан дает темный, горьковатый мед, а после него, осенью, пчела в последний раз собирает мед с вечнозеленых плющей Hedera Helix и Hedera Colchica. Очевидно, что пока не восстановятся погребенные под лесом культурные площади, пока солнце не пригреет склоны, пока не запестреют на них снова яркими цветами травянистые растения, пока не разведутся во множестве плодовые сады с деревьями разного периода цветения, – до тех пор о пчеловодстве, как о доходной статье, не может быть и речи». (Клинген И. Н. Основы… С. 116-117).

Мед составлял один из главнейших товаров, которые поставлялись на внешний рынок населением Черкесии – им утолял свой непомерный аппетит Константинополь, среди прочих потребителей в источниках упоминаются Речь Посполитая, Валахия, Молдавия, Крым. В XIV-XV вв. мед и особенно воск составляли, наряду с зерном, важнейший экспортный товар Зихии, вывозившийся генуэзцами через Каффу, а венецианцами – через Тану и Трапезунд. Наряду с Зихией крупными поставщиками меда и воска являлись Авасгия (Абхазия) и район Трапезунда. С. П. Карпов отмечает значительный размах торговли медом и воском в Черном море, для которой предусматривался специальный фрахт, а в числе потребителей фигурировала Англия. (Карпов С. П. Итальянские морские республики и Южное Причерноморье в XIII – XV вв.: проблемы торговли. М.: Изд-во МГУ. 1990. С.130-131).

Около 1452 г. венецианский чиновник и дипломат писал о хозяйстве жителей черкесского княжества Кремух: «Земля их изобилует хлебом, скотом и медом». (Барбаро И. Путешествие в Тану // АБКИЕА. С. 42).

По свидетельству Иоганна Килькургера, сотрудника шведского посольства в Москве (1674 г.), значительная масса черкесского воска, поставлявшегося в Москву, доставлялась в Архангельск и оттуда в Швецию. (Аутлев П. У. Очерк истории пчеловодства в Адыгее // Сборник статей по этнографии Адыгеи. Майкоп, 1975. С. 7). По всей видимости, эти поставки меда происходили из Кабарды через Астрахань в Москву.

Обозревая Кабарду, Яков фон Штелин (1772 г.) отмечал, что «мед не хуже литовского» и «во время пира ставят на стол восковые свечи, очень толстые, толщиной в руку». (Штелин Я. Описание Черкесии // Северный Кавказ в европейской литературе XIII – XVIII вв. Сборник материалов. Издание В. М. Аталикова. Нальчик, 2006. С. 204).

В конце XVIII в. П.-С. Паллас сообщает о продажах кабардинцами большого объема меда и воска на Кавказской военной линии и в Астрахани. (Паллас П.-С. Заметки… // АБКИЕА. С. 223).

Согласно документам из екатеринодарской канцелярии, только на рынке войсковой столицы в 1842 – 1844 гг. черкесы продали 4476 пудов меда и 666 пудов воска. С 21 по 26 мая 1846 г. в Екатеринодар прибыло из ближайшего Закубанья 58 арб, груженных воском. (Аутлев П. У. Очерк… С. 11, 14).

Запись из дневника Белла, пасека в верхнем Пшате: «большое овальное пространство, окруженное солидной изгородью и содержавшее не менее семидесяти семи улей, все полные, в то время как готовились многие другие для новых пчелиных роев. Эти улья сделаны из ивы, обмазанной отвердевшей под солнцем глиной. Мне сказали, что мед снимается, не уничтожая пчел». (Белл Дж. Дневник… С. 168).

Теофил Лапинский, находившийся в Черкесии в 1857 – 1860 гг., сообщал о существовании специализированных пчеловодческих хозяйств, когда одна семья могла иметь тысячу и более ульев. (Лапинский Т. Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских / Пер. В. К. Гарданова. Нальчик: «Эль-Фа», 1995. С. 59).

В. Борисов, автор весьма обстоятельных обзоров состояния сельского хозяйства на бывших черкесских землях, отмечал в 1873 г.: «Громадные столетние дубы и другие деревья наших лесов с образовавшимися в них от старости дуплами дают приют многочисленным семействам пчел. Пчелы эти – наследие черкесов, которые, по-видимому, содер­жали их в больших размерах, потому что некоторые местности до сих пор еще носят название черкесских пасек». (Борисов В. Сельскохозяйственные очерки восточного берега Черного моря // Земледельческая газета. СПб., 1874. № 3. С. 42).

В 1886 г. графиня П. С. Уварова, горячий энтузиаст развития археологии в России, совершила поездку по землям бывшей Черкесии: «на месте прежних аулов (в районе Гелен-джика – Прим. С. Х.) видны остатки саклей, сараев, между которыми часто находятся целые запасы прелестнейшего меда, сохраняемого в огромных скляницах, залитых воском». (Уварова П. С. Кавказ… С. 36).

Выращивание табака и технических культур.

В 1840 г. начальник Черноморской береговой линии

Самир Хотко // Адыгэ макъ