Добро пожаловать на наш блог!

01.07.2013

В.А. Бигуаа. Адыгагъэ (Адыгская этика) как основа национального самосознания и единства адыгов (черкесов)


В  начале 1980-х  гг.  выдающийся  историк,  этнограф,  фольклорист  и  литературовед,  кавказовед  Ш. Д. Иналипа писал: «В  нашей современности заложены наследие прошлого и зерна ближайшего и отдаленного будущего. Без их синтеза невозможен никакой прогресс, который предполагает не разрушение традиций, а продвижение по восходящей линии, сберегая прошлое для будущего. Подчеркнем еще раз важность и  необходимость того, чтобы в  стремительном движении вперед мы  безрассудно не растеряли ничего из того,  что действительно дорого и действительно прекрасно в народном творчестве в широком смысле этого слова». (1)

Актуальность этих слов в нынешних условиях не вызывает никаких сомнений. Кроме того, Ш. Д. Иналипа указывал на близость Адыгагъэ с абхазской этической системой Апсуара, только жаль, что ученый основательно не исследовал эту проблему. Я попытался провести сравнительный анализ Адыгагъэ и Апсуара в первом разделе (глава «Апсуара и Адыгагъэ: Этнологический аспект. литературные реминисценции») моей книги «Абхазская литература и литературы народов Северного Кавказа. Историко-культурный контекст. Диаспора (М.: Издательство РГТЭУ, 2011). Здесь речь пойдет только об Адыгагъэ, но почти все, что будет сказано о нем, имеет отношение и к Апсуара.



Адыгагъэ — основа национального самосознания, этнопсихологии; культурное достояние адыгов, которое начало формироваться, с нашей точки зрения, в эпоху возникновения мифов и основного ядра Нартского эпоса, в доклассовом обществе. Буквальный перевод понятия — «адыгство», смысловой перевод — «Адыгская этика» (некоторые используют и«Адыгский этикет»). Однако следует сказать, что понятия«этика» и«этикет» не раскрывают сути адыгагъэ, а также адыгэ хабзэ, поэтому их можно рассматривать, как весьма условные соответствия адыгагъэ, этимология этого понятия восходит к самоназванию черкесов — адыгэ (адыги).
Адыгагъэ  охватывают все стороны историко-духовной  жизни  адыгов.  Они  спасли  адыгов (в  том  числе  черкесскую  диаспору  в зарубежных странах) во времена тяжких испытаний в XIX–XX веках; до сих пор обеспечивали связь прошлого с настоящим, внутреннюю сплоченность народа и их единство с родиной, сохраняли историческую память. 

Если говорить о черкесской диаспоре в зарубежных странах(главным образом в Турции, Сирии. Иордании, Германии, США, Израиле), то там адыгагъэ приобретает особую значимость. В чужой стране, в отсутствие условий для сохранения и развития языка, письменности на родном языке этика становится важнейшим фактором сохранения своего национального облика, национальной идентичности. В Российской Федерации нет таких острых проблем, ибо здесь адыги (адыгейцы, кабардинцы, черкесы) имеют все права и возможности для развития национальной культуры и литературы, для самосохранения.
Этика определяет характер отношения черкеса к окружающему миру, к природе и человеку, к жизни, к родине и народу, к их истории, национальной культуре, к языку и т. д.
Без  понимания  адыгагъэ невозможно  раскрыть  суть  культурных  концептов,  поэтику образов в адыгских  литературах,  вообще миропонимание черкесов. Адыгская этика, с его высоконравственными принципами, часто имеющие общечеловеческую значимость, способствует налаживанию конструктивного диалога как между черкесами, так между черкесами и другими народами мира.
Адыгагъэ — шире, чем религия. Оно, по моему мнению, как надрелигиозное историко-культурное явление, без которого невозможно представить жизнь адыгов, не может способствовать радикализации религии(ислама или христианства), ибо эта радикализация, часто привнесенное со стороны в адыгское общество, противоречит этическим принципам адыгагъэ. Вместе с тем, нравственные принципы и категории адыгагъэ не противоречат исламской или христианской морали. Поэтому черкесы легко уживаются с представителями разных цивилизаций, культур. Потеря  адыгагъэ  равнозначна  потере  родного  языка,  и  его  сохранение  в  условиях  современной  глобализации  важно  для  всего адыгского(черкесского) мира. 

Не случайно сегодня адыгские этнографы, специалисты по педагогике, писатели и другие обращают особое внимание на национальную этику; они выражают озабоченность по поводу деградирующего воздействия современных «цивилизационных» процессов, забвения молодым поколением норм адыгэ хабзэ. В числе трудов по этике: исследования Б.Х. Бгажнокова «Адыгский этикет» (Нальчик, 1978, переиздание под названием«Адыгская этика» — Нальчик, 1999), «Очерки этнографии общения адыгов» (Нальчик, 1983), «Антропология морали» (Нальчик, 2009), «Отрицание зла в адыгских тостах» (Нальчик, 2010); книги С.Х. Мафедзева «Адыги. Обычаи, традиции (Адыгэ хабзэ)» (Нальчик, 2000), А. М. Гутова «Этюды о кавказском этикете. Пособие для общеобразовательных школ и школ-лицеев» (Нальчик, 1998), Л.А.Гутовой «Путь женщины в свете адыгского этикета» (Нальчик, 2010), И.А. Шорова «Адыгская (Черкесская) народная педагогика» (второе, исправленное и дополненное издание, Майкоп, 1999), Р.А. Мамхеговой «Очерки об адыгском этикете» (Нальчик, 1993),  сборник «Хабзэ» и  этническая  перспектива  адыгов:  Материалы  международной  научно-практической  конференции 4 октября 2009 г. (Майкоп, 2010) и др.

Национальная этика всегда функционировала в обществе автономно, «самостоятельно», независимо от государства. А в условиях отсутствия  централизованной  системы  власти  и  законодательных  актов  в  прошлом,  этика  играла  исключительную  роль  регулятора
внутренней  жизни  этноса.  Этика  консервативна,  но  может  меняться  под  воздействием  цивилизационных  процессов,  социально-экономического и культурного развития, идеологии, иногда не в лучшую сторону. Уточним: европейское понимание общечеловеческих ценностей не всегда совпадает с восточным, а кавказско-горское понимание не во всем согласуется и с тем, и с другим, а многие традиции(в том числе и этические), корнями уходящие в глубокую древность, сохранились по сей день. Кроме того, в адыгском, как и в ином горском обществе, связь индивида, личности с этносом, народом, личностного сознания с этическими  нормами  сильны.  

На  Кавказе личностное, индивидуальное  сознание  больше  соизмеряется  с  этническим,  национальным самосознанием. Это, конечно, не означает подавления собственного«я» личности, наоборот, оно может еще больше сохраняться в таком сочетании. Человек не мыслит себя вне этноса, даже если эта связь открыто не проявляет себя. При этом высокоэтичная личность открыта к диалогу с чужой культурой. 
Необходимо хотя бы кратко описать характерные черты национальной этики адыгов и раскрыть суть ряда понятий и категорий, которые до сих пор обстоятельно не изучены. Часто путаются ценностные нравственно-духовные(этические) категории адыгагъэ (человечность, почтительность, совесть, героизм, стыд, мудрость и т. д.) с практическими(этикетными) обычаями, обрядами, нормами поведения человека
(адыг.: адыгэ хабзэ) в тех или иных ситуациях. Хотя, надо признать: ценностные категории настолько слиты с обрядами, что их порою трудно рассмотреть дифференцированно.

Б.Х. Бгажноков выделяет этику — адыгагъэ, как разветвленную систему моральных принципов, понятий и норм, и адыгский этикет — адыгэ  щъэнхабзэ  (известен  и  под  общим  названием  адыгэ  хабзэ) —  свод  принципов  и  норм  общения,  символизирующих  взаимное признание, уважение, понимание. (2)

Речь, очевидно, идет о двух взаимопроникающих частях национальной этики — духовно-ценностной (этика) и нормативной(этикет). Однако ощущаются некоторые противоречия в концепции Б.Х.Бгажнокова, связанные с определением адыгагъэ и адыгэ хабзэ — этики и этикета; похоже, что ученый рассматривает их как синонимы. Тем не менее, он исследует их как отдельные явления, выделяя структурные элементы.
По мнению Бгажнокова, адыгагъэ охватывает пять основных принципов (вернее было бы понятие «категории») — человечность (адыгейский вариант — цIыфыгъ, кабардинский — цIыхуыгъэ), почтительность, разумность, мужество, честь. 
«Человечность — единство позитивных, объединяющих чувств и реакций. Во всем мире она ассоциируется с любовью, состраданием, пониманием... В языке адыгов любить человека» означает «видеть его хорошим» — фIыуэ лъагъуын... Это своего рода «сочувственная объективность», противостоящая мизантропии и предполагающая осмысленное желание и готовность действовать в интересах ближнего. Специальным обозначением такой готовности является слово хьэтыр, ассоциирующееся с такими понятиями, как «услуга»«уступка»«одолжение», «выручка»«понимание»«помощь»... Говорят: «Необходимо видеть хатир человека» — ЦIыхуым йыхьэтыр лъагъуын хуейшъ. Так выражается обязанность войти в положение страждущего, «увидеть» чувства, доводы, желания другого человека, а также действовать с учетом его интересов, жертвуя своим временем, силами, средствами...». (3)

Кроме  того,  Б.Х.Бгажноков  в  качестве  моральной  категории  рассматривает  псапэ,  которая  важна  при  исполнении «долга человеколюбия». Псапэ  используется  в  значениях: «1)  жажда  или  стремление  души; 2)  опора,  надежда  души.  Благодаря  такому соединению короткое слово псапэ выражает две основополагающие мировые идеи — благотворение и спасение... Недаром говорят: «Совершающий псапэ приобретает псапэ» — Псапэ зышIэм псапэ къехь. 
Сложилось мнение, что, совершая добрые дела, доставляя людям радость, человек, хотя и теряет на это время, силы, средства, в то же время и тотчас приобретает для себя как бы взамен нечто гораздо большее, полезное и ценное — он очищает, успокаивает, спасает собственную душу. Псапэ воспринимается как моральная заслуга и ценность, прямо противоположная греху — гуэныхь, что в немалой степени способствует стремлению постоянно, каждодневно совершать добрые дела. Чем больше благодеяний, тем лучше — тем, как говорят, больше шансов заслужить благосклонность Бога... 

Как видим, псапэ стоит  у  истоков  и  в  центре  древней  религиозной  системы  адыгов.  Эта  ценность,  прямо  противоположная  греху(гуэныхь)  и поддерживающая тем самым постоянное желание приобретать псапэ. Каждый человек уверен в том, что чем больше добрых дел он совершит, тем лучше для его души...». (4)

Б. Х. Бгажноков понятие«почтительность» приравнивает к нравственной категории нэмыс (по-кабардински, адыгейский вариант — намыс); он считает, что термин нэмыс восходит к греческому«nomos» — «закон» и к производному от греческого арабскому«намус» со значением«честь», «доброе имя», «репутация», «совесть». Исследователь подчеркивает, что не только на Кавказе, но и в Средней и Малой Азии«это слово произносят с благоговением, как волшебное, обладающее большой нравственной силой». (5)

Однако в каждой национальной культуре оно обрастает новыми значениями. По мнению И. А. Шорова намыс «примерно означает «нравственность», если под ней подразумевается моральная деятельность и нравственные отношения, где моральные нормы находят свою реальную жизнь». (6)

Кстати, в другом месте Бгажноков отмечает, что «слово намыc часто«используют для обозначения адыгской этики и морали в целом. Отсюда термин адыгэ нэмыс, под которым понимают, с одной стороны, адыгский этикет, а с другой — характерную для народа воспитанность. В сознании людей адыгэ нэмыс — едва ли не синоним адыгства. Вместе с тем, далее он утверждает: «И все же категория адыгэ нэмыс — это прежде всего обозначение адыгского этикета как соционормативного института, который способствует формированию и постоянному воспроизводству в отношениях между людьми высокого уровня или, по крайней мере, необходимого этически выверенного минимума отношения и признания». (7)

Очевидно смешение этики (адыгагъэ) и этикета (адыгэ хабзэ). Следующий принцип, по Б. Х. Бгажнокову, — разум (адыг.: акъыл). В «Словаре кабардино-черкесского языка» (М., 1999) указаны производные от акъыл другие слова: акъылыфIагъ(э) (мудрость) и акъылыфIэ (умный, мудрый).  
По мнению Б. Х. Бгажнокова, акъыл в системе адыгской этики«не просто разум как таковой, а нравственный, социальный разум, позволяющий отличать добро от зла, моральное от аморального, приличное от неприличного». (8)

Мудрость без ума не бывает, однако умный, много знающий человек не всегда отличается мудростью. Мудрость, как правило, приходит с  жизненным  опытом;  при  этом  прекрасные  знания  о  жизни,  природе  и  человеке,  которые  приобретаются  благодаря  умственным способностям личности, могут стать хорошим подспорьем. Вместе с тем, заметим, что в прошлом(до распространения письменности) было немало старцев(иногда даже людей среднего возраста) — выходцев из разных социальных слоев, которые были блестящими народными ораторами и мудрецами; они, опираясь на традиционную культуру, принципы и нормы адыгагъэ, решали сложные проблемы, возникавшие в обществе; им даже удавалось мирить кровников. К таким людям относились с большим почтением; с ними считались и князья, и дворяне, и крестьяне.

В 1910 г.  патриарх  абхазской  литературы  Д.И.Гулиа  на  основе  народной  мудрости,  афористических  жанров  фольклора (поэтики пословиц и поговорок) написал стихотворение«Ум, знанье, сила», где поэт утверждает:

Ум — хозяин, знанье — гость.
Если соединить ум и знанье, будет польза.
Ум — опора, знанье утверждается в нем,
Если опора слаба, опасен и дом. (Т. е. опасно соединение слабого ума со знанием).
Без мудрости большая сила погубит человека,
Соединение разума и силы служит созиданью.
И без знанья разум сильная опора,
Знанье без разума несет большую опасность.
(Подстрочный перевод мой. — В. А.)

Умственно способный человек может обрести знания, но со знаниями не всегда приходит мудрость;  интеллектуала не всегда можно отнести к интеллигентному (в этическом его понимании) человеку. Кроме того, при любом фанатизме о мудрости не приходится говорить. 
Несоответствие ума и разума отразил Ф.Искандер в эссе «Ценность человеческой личности». В нем писатель размышляет о сущности человека,  о  философии  истории  и  государства,  о  свободе  личности  и  психологии  различных  категорий  людей.  Автор  сравнивает знаменитого физика Ферми со своим земляком Гераго. Здесь неважна достоверность фактов, главное — суть. 
«Говорят, — пишет он, — американские ученые, узнав, что правительство собирается сбросить над Японией атомную бомбу, всполошились и чуть ли не стали собирать подписи под обращением в правительство, чтобы оно этого не делало. Говорят, когда к знаменитому физику Ферми обратились с просьбой принять в этом участие, он отказался. — Что вы, ребята, — сказал он, — это же хорошая физика...». (9)
Это образ известного ученого. А далее автор сжато, но емко характеризует Гераго: «Говорят, Ферми — великий ученый. Феномен? По-видимому. А разве чемпион мира штангист Алексеев не феномен? Или мой земляк, мельник Гераго... Однажды он осторожно подсел под корову со сломанной ногой, приподнял ее на плечах и вынес из оврага на ровное место». (10)
И затем в заключение: «Если бы я был заведующим отделом кадров при Ноевом ковчеге и мне предстояло выбрать, кого взять в ковчег — Ферми или мельника Гераго, то, я, не имея о них других данных, кроме изложенных... предпочел бы все же мельника, даже рискуя получить выговор от товарища Ноя за разведение семейственности во вверенном ковчеге». (11)

В научной литературе по-разному интерпретируют категорию«мужество» (адыгское лIыгъэ). Б.Х. Бгажноков, опираясь на адыгский материал, утверждает, что«мужество — это большая воля и необходимое моральное качество, ассоциирующееся с силой нравственных позиций и устремлений личности... Волевые свойства, такие как храбрость, решительность, стойкость, оказываются в ореоле высокой нравственности  и,  напротив,  общеизвестные  нравственные  качества  —  щедрость,  человечность,  справедливость,  деликатность, снисходительность предстают как проявления истинного мужества. Не зря в толковом словаре адыгейского языка мужество включается в число ведущих признаков человечности. Когда говорят о ком-либо: лIыгъэ хэлъшъ — “обладает мужеством”, обычно имеют в виду, что он честен, добр, внимателен, скромен... Мужество — это сплав волевых и моральных качеств». (12)

Мужество проявляется в разных ситуациях; истинное мужество, по мнению Б.Х.Бгажнокова, совершается под контролем разума. Важна и этическая, нравственная сторона мужества. Не каждое, скажем, смелое, решительное действие является проявлением мужества. 
Можно ли соотнести с мужеством, всякое такое действие, совершенное в состоянии гнева? Вряд ли. Под мужеством подразумеваются доблесть, стойкость, выносливость, выдержка, сдержанность, толерантность, благородство. Кстати, пагубные решения, принятые в XIX некоторыми черкесскими, убыхскими и абхазским лидерами в состоянии гнева, озлобленности и ненависти привели к трагическим последствиям — к выселению в Турцию и потерей родины. Эта тема прекрасно раскрыта в романе Б. В. Шинкуба «Последний из ушедших». 

Немало вопросов возникает при определении сущностной стороны категории честь, которая в адыгском (кабардино-черкесском и адыгейском) языке соответствует термину напэ  — лицо, щека, честь, совесть и т. д. Очевидно, что лицо не только физическая часть тела, но оно символизирует и отражает нравственную сущность или состояние личности. Говорят: «Синапэр мэс»» («Мое лицо горит от стыда»); «Синапэр тeкIaшъ» (букв. «Мое лицо сошло», «Мое лицо потеряно»).
В  рамках  рассмотрения  категории  чести,  Б. Х. Бгажноков  обращает  внимание  на  категорию  стыда,  в  котором,  по  его  мнению, доминирует страх, как бы предупреждающий бесчестие, позор. Этот страх, по его словам, — этический(«шынэ-укIытэ»). Как и у адыгов, так и у многих других народов, чувство стыда связано с общественным(коллективным) мнением, которое более действенно, чем какое-либо судебное решение. О связи стыда и страха говорят такие характерные суждения, как: «Знающий страх знает стыд, знающий стыд имеет честь», или «Лишен и страха, и стыда, и чести» (в смысле: человек потерял нравственные чувства, стал бесчестным, бессовестным).

В системе адыгагъэ Бгажноков выделяет особую нравственную категорию шынэукIытэ (букв. «страх-стыд»). В этической системе и стыд, и страх, с точки зрения нравственности, выступают в качестве инструмента морального контроля и проявляются почти во всех категориях адыгагъэ. Именно в этом понимании их отсутствие приводит к нравственной деградации человека.
Именно диалектическую связь страха и стыда и негативные последствия их отсутствия имел в виду Ф. А. Искандер, когда в «Балладе об украденном козле» писал: Два главных корня в каждой душе — извечные
Страх и стыд. И каждый Страх, побеждающий Стыд, людей, как свиней, скопит. (13)

Однако у Искандера речь идет о страхе (оппозиции ему — храбрость, смелость), как о негативном, низменном чувстве, которое препятствует формированию внутренне свободной личности; от страха к рабству путь короток. Здесь страх и трусость взаимопроникают. 
Такой страх, как правило, ведет к падению личности, прислужничеству, пресмыкательству, лицемерию, к отказу от собственного«я», и, наконец, к предательству интересов народа и родины. А с точки зрения этической системы, страх выполняет функцию нравственного регулятора и тесно связан с этической категорией стыда: человек чести, воспитанный в духе адыгагъэ, страшится не физической боли или наказания, а общественного, коллективного порицания, позора.

Любопытен монолог героя новеллы Т. Керашева «Последний выстрел» — Алэбия, которому присущи антигуманные черты: «Кичимся своей родовитостью, есть у нас под властью люди низших сословий, но с этими подвластными людьми нам приходится считаться и даже приноравливать свои поступки к их мнению. Мы, князья и орки(аристократы), опутаны всякими адыгскими обычаями: мужское достоинство, 
человечность, народная молва. Живем в боязливой оглядке на людское мнение...». 
Алэбий, всю жизнь гнавшийся за властью и богатством, принес много зла людям, сеял страх(физический), но он прекрасно понимал, что есть страх(этический) перед народной молвой, есть вообще адыгагъэ, принципы которого он отрицал. Отсутствие у него«этического» страха сделало его изгоем; он проиграл. И когда он умер, жители аула не позволили его хоронить на аульском кладбище. Именно таких людей имеют в виду адыги и другие народы, когда говорят: «Лишен и страха, и стыда, и чести».

Исходя из сказанного, в адыгской этической системе отдельно, наряду со стыдом (адыг.: укIытэ), следует выделить категорию шынэ (адыг.),  в  значении«страх», «боязнь»), она,  является,  если  можно  так  сказать,  духовно-ценностным  пультом  управления  поведения этичного человека. В данном случае страх ничего общего не имеет с трусостью. В таком понимании это слово нельзя рассматривать в качестве антонима к терминам«храбрость» и«смелость». 
Вместе с тем, такой страх может приводить к подвигу, к героическому поступку, как храбрость и смелость. Однако это касается тех адыгов, которые соблюдают принципы адыгагъэ и придерживаются нормам этикета(адыгэ хабзэ). Для тех людей, игнорирующих эти принципы и нормы, нет проблем с подобным страхом.

Кроме рассмотренных этических категорий в адыгагъэ есть еще другие понятия, выражающие иные важные стороны этики, и потому являющиеся неотъемлемой частью ее структуры. Однако заметим, что в системе адыгагъэ порою трудно установить иерархию этических категорий по их значимости; все вроде бы важны. Тем не менее, можно попытаться выделить наиболее общие сущностные категории, за которыми следуют другие. Причем каждая категория концептуальна, наполнена определенным содержанием, а материализуется через этикет (нормы поведения, обряды, обычаи и ритуалы).

Несколько слов о категории«свобода» (внутренняя — внутри личности и внешняя — независимость от других), которая является неотъемлемой частью адыга; при этом личная свобода соизмеряется со свободой родного народа. Обостренное чувство свободы иногда приводит к конфликтным ситуациям, даже к войнам, а его отмирание, отсутствие приводит к нравственной гибели личности и этноса. Напротив, ее наличие способствует развитию личности, шире — национальной культуры, родного языка и т. д. Свобода присутствует почтиво всех категориях адыгагъэ. 

Традиционная культура адыгских народов свидетельствует о том, что нельзя говорить о свободе личности
вне  национальной этической системы. В этом обнаруживается  противоречие, например, с европейским  пониманием прав человека, которые провозглашены общечеловеческими ценностями. А что такое«общечеловеческие ценности»? Вопрос остается открытым. Понятно, что сама жизнь человека  является общечеловеческой  ценностью, а дальше  что?.. Каждый человек на основе родной  национальной культуры(в том числе этической) по-своему смотрит на многие явления жизни и природы, оценивает их; при этом абсолютных совпадений в мировой культуре не бывает, но  есть  параллели,  схождения. Да, конечно, и свободу можно рассматривать, как общечеловеческую ценность, но ее понимают по-разному.

Хочу подчеркнуть, что современные реалии свидетельствуют о том, что политическая свобода и культурная свобода народа (я бы сказал свобода функционирования адыгагъэ) не одно и то же; сегодня не всегда политическая свобода предоставляет народу культурную свободу; да абсолютной  политической  свободы  в  этом  мире,  к  сожалению,  без  обладания  сверхмощной  военной  силы  невозможна. 

Осмелюсь утверждать, что черкесская диаспора в зарубежных странах(особенно в Турции, где их более 2-х миллионов) не имеет никакой свободы; они даже свои родные фамилии не могут записать в паспорте, не говоря уже об отсутствии регулярно работающих национальных школ в сотнях селах компактного их проживания. К чему привело в конце XX столетия стремление определённых политических кругов Грузии создать унитарное грузинское государство на территории бывшей Грузинской ССР под лозунгом «Грузия — для грузин» без учёта интересов других народов(в частности абхазов и осетин) всем известно. 
А в Российской Федерации совершенно иная ситуация, где адыги, как и другие коренные народы, имеют культурную свободу, и в некоторой степени и политическую; именно здесь может сохраниться и нормально  функционировать адыгагъэ,  а  значит  сохраниться  сам  народ. 

Ни в одной  стране  мира такого  нет. Главное условие — безопасность, при которой свободно может функционировать национальная культура, и эту безопасность пока ещё способна обеспечить Российская Федерация. Убеждён, что в условиях современной глобализации и нового этапа передела мира(события на Ближнем Востоке о многом говорят), ослабление Российской Федерации, тем более её разрушение, чего желают определенные силы внутри и вне страны, приведут к непоправимым трагическим последствиям, не только для адыгов, но и для других народов РФ. 
Опираясь на собственные наблюдения и собранные материалы, на этнологические исследования Ш.Д.Инал-ипа, Б.Х.Бгажнокова, А.Бройдо и других, я бы предложил следующую схему адыгагъэ, которая состоит из этики(духовно-ценностной) и этикетной (хабзэ) частей. Духовно-ценностные, сущностные категории можно разделить на несколько групп. 

На первом месте стоит многозначная категория нэмыс (по-кабардински, адыгейский вариант — намыс) (смысл понятия шире, чем честь и совесть, несмотря на то, что они являются значительными элементами понятия), которая является составной частью исключительно всех категорий этики и этикета; поэтому в быту она иногда используется как синоним адыгагъэ. 
На второй ступени находятся наиболее значимые, общие, сущностные категории, без которых  адыгагъэ  теряет  всякий  смысл; они,  так  или  иначе,  присутствуют  в  структуре  других понятий: 1) человечность; 2) свобода, независимость (на уровне индивидуальном и народа); 3) почтительность, уважительное отношение к себе и другим); 4) преемственность поколений (речь идет о продолжении духовно-нравственных и других лучших традиций народа). 

Далее следуют также важные категории, усиливающие ценностную суть адыгагъэ: 1) любовь к родине, патриотизм; 2) родная речь, язык; 3) религиозная вера; 4) родственность (родственные связи); 5) единство, единение; 6) стыд; 7) система статусов по старшинству; 8) гостеприимство и быть гостем; куначество; 9) мужественность, 10) мудрость; 11) героизм; 12) бережное отношение к природе(в смысле сохранения гармонии с природой); 13) чистота (в физическом и духовном плане); 14) терпимость; 15) справедливость; 16) страх (в  смысле  боязни  общественного  порицания  за недостойное поведение); 17) самоуважение; 18) скромность(не выделять, не прославлять самого себя); 19) красота, в широком смысле этого слова; она присутствует почти во всех категориях).

Почти под каждой категорией предполагается определенный этикет(нормы, адат — обычное право), иначе сущностная сторона, не получая материального воплощения, превращается в демагогические соображения, идеи. Вместе с тем, ценностные категории, с моей точки зрения, первичны и имеют более древнюю историю(связаны с ранними этапами возникновения мифологического сознания), чем
сами нормы поведения. Человек, воспитанный в рамках определенной этики, свободно чувствует себя в«своем» обществе, а также и в «чужом», ибо, как правило, суть большинства категорий универсальна, а отличия(порою существенные) обнаруживаются в этикете, в котором проявляются и различия в мировосприятии. Этические принципы и нормы становятся неотъемлемой частью личности, когда они
переходят в подсознательный уровень, тогда они становятся естественным состоянием человека. Но путь от восприятия, осознания до подсознательного уровня долог и мучителен. Этот путь из века в век повторяется, без него не может быть преемственности, о которой всегда  печется  старшее  поколение,  общество  в  целом.  Ибо  утеря  адыгагъэ  адыги  воспринимают  как  утерю  своей  национальной идентичности.


Примечания

  1. Инал-ипа Ш. Д. Очерки об абхазском этикете. Сухуми, 1984. С. 187.
  2. Бгажноков Б. Х. Этика и этикет // Адыгская(Черкесская) Энциклопедия. М., 2006. С. 547, 568. 
  3. Там же. С. 548, 549.
  4. Там же. С. 549.
  5. Там же. 2006. С. 551.
  6. Шоров И. А. Адыгская(Черкесская) народная педагогика. 2-е испр. и доп. изд-ие. Майкоп, 1999. С. 156–157.
  7. Бгажноков Б. Х. Этика и этикет // Адыгская(Черкесская) Энциклопедия. М., 2006. С. 552.
  8. Там же. С. 553.
  9. Искандер Ф. Ценность человеческой личности // Детектив и политика. 1990. Вып. 2. С. 263.
  10. Там же.
  11. Там же.
  12. Бгажноков Б. Х. Этика и этикет // Адыгская(Черкесская) Энциклопедия. М., 2006. С. 555–556.
  13. Искандер Ф. Путь. М., 1987. С. 51.



В.А. БигуааАдыгагъэ (Адыгская этика) 
как основа национального самосознания и единства адыгов (черкесов). Москва, 2011 г.


Комментариев нет :

Отправить комментарий