Гастроли Краснодарской драмы, проходившие в олимпийском Сочи в Зимнем театре в рамках Культурной олимпиады с 23 по 25 октября, в целом можно назвать успешными.
На суд сочинцев и гостей курорта театральный коллектив из Краснодара представил драматическую притчу в 2-х действиях «Non dolet» (Ж. Ануй), проказы ведьм в 2-х частях «Панночка» (Н. Садур), погоню с перестрелками и финальным салютом «Неуловимый Фунтик» (В. Шульжик), страсти коммунального рая «Покровские ворота» (Л. Зорин).
И хоть об аншлагах говорить не приходится – Сочи «перекормлен» и репертуарными, и антрепризными театрами – одна из постановок приковала особое внимание зрителей. Спектакль по пьесе Нины Садур, поставленный экс-главным режиссером театра Александром Огаревым, стал своеобразной сенсацией.
– Зал был полон, а аудитория преимущественно молодежно-студенческая, – делится директор сочинского колледжа искусств Лидия Кузьмина, – поэтому я опасалась, что в течение всего спектакля будет стоять непрерывный гул. Все-таки Гоголь и Садур, как мне кажется, сложны для восприятия подрастающего поколения, хотя мои студенты, выяснилось, знают даже, что такое бурса! Кроме того, «Вий» неоднократно на разные лады воспевался отечественным кинематографом с его неограниченными визуальными возможностями и спецэффектами. Вспомните хотя бы картину Олега Фесенко, снятую в 2006-м с участием Валерия Николаева и Евгении Крюковой... Однако случилось чудо: действо было настолько заразительно, что все с неподдельным интересом следили за сюжетными поворотами. И это естественно, ведь режиссер в содружестве с актерами говорил с публикой «на равных» – на современном «всеобщем» языке, не опускаясь до пошлых штампов, а поднимая аудиторию до философских обобщений, где хутор – это модель нашего мира, разуверившегося в чудесах, где метания главного героя – духовные искания самого Гоголя и одновременно каждого из нас…
Мнения опрошенных студентов колледжа можно свести к выразительно-эмоциональной оценке: «Класс!» Парни и девушки были одинаково восхищены «свежестью идей» и «достоверностью актерских образов», «злободневно-неформальной подачей материала», «натуралистично-эргономичной абстрактностью оформления», «осязаемым жизнелюбием режиссерской концепции», а еще «незабываемо яркой атмосферой», пронизанной «деликатным эротизмом» и «всеобъемлющей магической реальностью».
И, действительно, на спектакле Александра Огарева отчетливо начинаешь понимать, чем Гоголь покорил и вдохновил Габриэля Гарсиа Маркеса на создание латиноамериканского магического реализма. Вслед за двумя гениями Огарев пробуждает мистической силой своего театрального «путешествия из состояния в состояние» заложенное в каждом гармоническое начало, освобождающее душу от предрассудков и снимающее с глаз пелену обыденности. И вот украинский хутор уже мало чем отличается от притчеязычной кубанской станицы, где возможно все…
С первых минут спектакля благодаря детской страшилке о «черном-черном доме», озвученной голосом ребенка (камертон искренности!), мы на бессознательном уровне возвращаемся к безотчетным страхам из коллективного бессознательного Юнга. Причем, «свежесть чувств», пробуждаемая в зрителе с самого начала мистерии Огарева, сохраняется до финала. Актерская игра, акробатические трюки и танцы, костюмы и декорации, звуковое, световое и видеосопровождение – все подчинено успешно решаемой задаче: растворению условности в эмоциональной полноте и правде жизни. Кстати, художник-постановщик – Сергей Аболмазов, художник по костюмам – Ирина Шульженко, хореограф – Наталья Шурганова, помощник режиссера – Татьяна Проходцева, а в музыкальном оформлении использованы композиции: «Beuysblock» J. Zorn, «Заинька» Д. Браха, «Porgy and Bess» Summertime (автор:G. Gershwin), «Карпатський Реп» Д. Браха, «Porgy and Bess (Summertime)» G. Gershwin, обработка В. Демина (автор: G. Gershwin).
Аудиовидеопалитра настолько насыщенно поэтична, цельна и универсальна (настроена практически на любую аудиторию), а ситуативные модели до того увлекательны, что молодые и немолодые зрители, кажется, в едином порыве устремляются за действом, как за гамельнским дудочником. Или лирическим героем известного стихотворения Максимилиана Волошина «Обманите меня», заканчивающегося строчками: «…А очнувшись, увидеть лишь ночь да туман. Обманите и сами поверьте в обман».
«Древо жизни», под которым собираются герои, – это и экран для анимационных новелл, прекрасно иллюстрирующих в духе Пиросмани те или иные монологи, и купол храма, в котором отпевают Панночку, и даже «замочная скважина» для «ведьминого ока». Пейзаж на заднике – больше чем просто обозначение места действия. Меняя цветопередачу картин и привнося в статику движение, режиссер добивается эффекта измененного состояния сознания не только у персонажей пьесы. Населяя ночные бдения Хомы чарующе странными существами, напоминающими монстров из культового британского мистического фильма «Восставший из ада» и в то же время будто сошедшими с полотен Дали и офортов Гойи, Александр Огарев не запугивает, не культивирует «грязный ужас и кровавую пену», а как бы предлагает взглянуть на окружающую действительность глазами человека, теряющего рассудок или страдающего душевным расстройством (подобными рисунками изобилуют учебники по психиатрии: психопатия, будучи разновидностью «сна разума», рождает удивительно реалистичных чудовищ, вроде небезобразных, но вызывающих озноб). Вот и здесь для ощущения чего-то жутковатого нет нужды в летающем гробе, а для истовых поклонников «хоррора» вполне достаточны имитации коллективных полетов на метле под порывы ветра из нарочито демонстрируемого вентилятора. Поэтому и Панночка троится в глазах не только у бурсака Брута, устраивая на алом фоне, символизирующем кровь как закат жизни, завораживающие зал танцы во славу торжества безумия, открывающего новые измерения реальности.
Как в «ночных» сценах, так и в спектакле в целом продумано каждое движение – трюковые композиции словно живой «ковер» со сложным узором, где каждый новый «стежок» обусловлен предыдущим. Каждая деталь неслучайна и эффектна: будь то большая стеклянная бочка, исполняющая обязанности пруда для рыбной ловли и для купания Хомы, очки 3D, бутыль с зеленоватой горилкой, спускаемое на тросе вымя коровы, стог сена на колесиках, живописный плетень с «медитативными» горшками или многофункциональная электрическая беговая дорожка (для иллюстрации чуда, иллюзии долгой дороги из Киева, путешествия по воздуху Хомы и Панночки-старухи…) Актеры виртуозно-ансамблево жонглируют всеми этими «штуками», создавая подобие «колец Сатурна», а точнее, физическо-ментальной Солнечной системы. В центре, разумеется, Хома (Михаил Дубовский) и Хвеська (Виктория Лукина).
«Сдобная», неунывающая, энергичная и такая мирская со всеми ее кудряшками и оборочками Хвеська для Хомы как «соломинка», что способна спасти от инфернальных испытаний. В эпизоде прельщения избранника продолжением рода девушка с матрасом и в кружевном ночном белье не может не вызывать усмешки обстоятельностью в реализации своего замысла. В противовес – грубоватая спонтанность соблазнения в исполнении Хомы, терпящая крах, но необходимая, чтоб раскрыть темпераменты этой ладной пары. Высокий, стройный юный философ с простодушной улыбкой, и немного лукавая миниатюрная молоденькая хуторянка прекрасно дополняют друг друга и созданы для любви. У каждого – свой характер (безусловно, актеры немало потрудились над ними и над мягкой грацией своей сценической свободы, бездумной беспечностью, стихийностью). Их взаимное чувство вспыхивает на наших глазах. Оно убедительно и пусть ненадолго, но, как солнце, рассеивает надвигающийся мрак преисподней.
В лучах этого солнца трогательнее и роднее вся честная компания колоритных казаков: Дороша, Спирита, Явтуха, милее горшки на плетне, рыбы – в пруду, плоды – в садах, и даже не так страшна Панночка во всех ипостасях геенны огненной. Не поэтому ли последнюю встречу с ней Хома проводит на пляжном кресле и в черных очках?
Остается вопрос: зачем смотреть в глаза своей погибели? Для поклонников искусства Краснодарского академического театра драмы им. Горького ситуация созвучна той, в которой оказался постановщик спектакля и главный режиссер театра Александр Огарев. Он тоже не убоялся бесов, одолевающих человеческие души, взглянул «правде в глаза» – назвал вещи, происходящие в коллективе, своими именами и, как следствие, был уволен «по статье». Конечно, в отличие от философа Брута Огарев жив и здоров, а 28 октября в Красноярском театре юного зрителя с большим успехом провел предпремьерный показ нового спектакля «Метель» (пьеса Василия Сигарева по одноименной повести Пушкина). И все же финал «Панночки» при всей трагичности таковым не воспринимается. Ведь скелет на пляжном кресле, обласканный овацией сочинцев и гостей курорта, никогда не обретет покой в одном из многочисленных шкафов Краснодарской драмы…
Комментариев нет :
Отправить комментарий